Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин
Известно, что в 1829 году Пушкин безуспешно просил Николая I разрешить ему присоединиться к русскому посольству, отправлявшемуся в Китай.
В 1810-х годах в поле зрения русского дипломатического ведомства оказались острова Океании. В 1817 году в Петербурге было получено сообщение, что владетель двух островов Гавайского архипелага – король Каумуалии – желает принять русское подданство. Но королю в его просьбе было отказано. Дело в том, что присоединение островов, лежащих на важных торговых путях, неминуемо повлекло бы за собой осложнения в отношениях с Англией и Соединенными Штатами.
Русско-английские отношения после Венского конгресса становились все более прохладными. В то же время все большее сближение происходило между Россией и Соединенными Штатами. Когда в 1817 году в Петербург прибыл американский посланник Уильям Пинкни, Александр I принял его чрезвычайно дружественно и говорил ему о «поразительном сходстве между двумя странами». Секретарь американской миссии в донесении из Петербурга объяснял это расположение самодержавного императора к республиканским Соединенным Штатам следующим образом: «Мне удалось обнаружить, что между Россией и Англией существует сильное соперничество… В таких условиях растущее значение Соединенных Штатов как морской державы, естественно, привлекает внимание всех и особенно России, которая полагает, что они в недалеком будущем станут соперником Англии». Некоторое время спустя о том же самом писал в своих инструкциях русскому послу в Вашингтоне вице-канцлер Нессельроде и добавлял: «Между Россией и Соединенными Штатами существует союз, который мы считаем важным развивать».
В 1824 году в доме графини Гурьевой на Невском проспекте, где жил Нессельроде, проходила дипломатическая конференция, в ходе которой был заключен договор о разграничении владений России и Соединенных Штатов на севере Американского континента. В 1832 году между Россией и Соединенными Штатами был заключен торговый договор, в то время как ни с какой другой державой (кроме непосредственных соседей – Пруссии и Швеции) Россия подобных соглашений не имела.
Из европейских держав к концу 1820-х годов Россия сблизилась с Пруссией и Францией. Берлинский двор находился в наиболее тесных отношениях с петербургским двором – Николай I был женат на прусской принцессе. Русский император часто ездил в Берлин, а члены прусской королевской семьи посещали Петербург.
Дружественные отношения существовали также между Петербургом и Мадридом. Своей ролью в подготовке интервенции Священного союза в революционную Испанию Александр I снискал признательность короля Фердинанда VII. Русского посла в Мадриде П. Д. Татищева считали весьма влиятельным человеком при испанском дворе.
В пушкинское время русская дипломатическая активность простиралась от Китая на востоке до Аргентины и Перу на западе.
К концу 1830-х годов в Петербурге было более двадцати постоянных иностранных представительств. Франция, Англия, Австрия, Пруссия, Соединенные Штаты, Дания, Швеция, Королевство Обеих Сицилий (или Неаполитанское королевство) были представлены не только послами или посланниками, но и консулами разных рангов – генеральными, просто консулами, вице-консулами. Страны поменьше или не имевшие в России значительных интересов – Швейцария, Бразилия, герцогства Мекленбург-Шверинское, Ольденбургское, вольные города Ганновер, Гамбург, Бремен, Франкфурт-на-Майне – присылали в Петербург только консулов.
Лишь две миссии владели в Петербурге собственными домами. Французское посольство владело особняком на Дворцовой набережной близ Зимнего дворца, прусское посольство – на Гагаринской набережной. Некоторые послы покупали в Петербурге дома. Так, вюртембергский посланник князь Гогенлоэ-Кирхберг приобрел дом на Караванной улице. Но большинство дипломатов арендовало обширные квартиры. В доме князя Долгорукова на Дворцовой набережной жили шведский и баварский посланники, в доме княгини Бутеро на Английской набережной – английский посол и посланник Королевства Обеих Сицилий, в доме Салтыковых на Суворовской площади помещалось австрийское посольство, в доме Таля на Большой Морской – нидерландское.
Появление иностранного представителя в Петербурге обставляли по-разному: порой просто, а порой весьма пышно – в зависимости от ранга посла, характера его миссии и других обстоятельств.
Когда в августе 1830 года в Кронштадт прибыл американский посланник Бьюкенен, он провел первую ночь на корабле, а поутру его приветствовали начальник порта и комендант Кронштадтской крепости адмирал Рожков. Под гром орудийного салюта Бьюкенен пересел на пироскаф, который доставил его в Петербург. В порту посланника встречал американский консул. Посланник известил о своем прибытии исполнявшего в отсутствие Нессельроде обязанности главы Министерства иностранных дел князя Ливена и попросил назначить время для встречи.
Во время беседы с Ливеном американский дипломат узнал, когда он будет представлен императору. Беседа с Николаем была весьма дружественной, но краткой и деловой. Некоторое время спустя Бьюкенен писал сестре в Америку: «Мои домашние условия весьма комфортабельны. Я занял очень хороший дом на берегу Невы с прекрасным видом на эту величественную реку и корабли, входящие в изумительный и роскошный город… Летом здесь много капитанов американских кораблей и лиц, сопровождающих грузы».
Посла персидского шаха Аббаса принца Хозрев-Мирзу – особу царской крови – встречали в Петербурге гораздо торжественнее. Младший сын шаха приехал в Петербург в августе 1829 года, чтобы принести извинения за совершенный в Тегеране разгром русской миссии и убийство русского посла А. С. Грибоедова и передать императору в виде выкупа огромный алмаз.
Николай стремился сохранить дружественные отношения с Персией. Гибель Грибоедова не особенно его волновала. И принц был принят с почестями, подобающими «августейшей» особе. «Его высочество принц Хозрев-Мирза, – сообщала „Северная пчела“, – прибыл в здешнюю столицу водою 4 августа и около 8 часов пополудни вышел на берег у Таврического дворца, приготовленного для его принятия». Принца приветствовали обер-гофмаршал двора и генерал-губернатор. Несколько дней спустя ему была назначена публичная аудиенция у императора. В десять часов утра из Зимнего дворца в Таврический за принцем отправился генерал-адъютант граф Сухтелен. Затем из Таврического дворца в Зимний двинулась пышная процессия, напоминавшая шествие из балетной феерии. Впереди – дивизион конной гвардии, следом – унтер-шталмейстер императорского двора верхом и два берейтора, за ними – двенадцать дворцовых верховых лошадей «в богатом уборе». Далее следовала придворная карета, в которой приехал за принцем граф Сухтелен, четыре дворцовые кареты, где сидели персидские чиновники, затем шесть дворцовых конюхов верхом, четыре скорохода, два камер-лакея и двадцать четыре лакея – все в ярких одеждах. Наконец, за лакеями следовала дворцовая карета цугом. В ней сидели принц и граф Сухтелен. Рядом с каретой ехали два камер-пажа и четыре кавалергардских и конногвардейских офицера. Шествие заключал дивизион кавалергардов. После аудиенции процессия с принцем прежним порядком двинулась из Зимнего дворца в Таврический. Принц Хозрев-Мирза гостил в Петербурге несколько недель и участвовал в придворных развлечениях.
Не столь красочными, но также весьма торжественными бывали в Петербурге приемы в честь
