Её звали Салтанат. Как смерть одной девушки изменила законодательство огромной страны - Айтбек Амангелди
Когда я вышел из зала, Байжанов предложил мне чего-нибудь перекусить. Мы перекусили. Было около 18:40. Я отпустил его, сказав, что Салта сейчас уже, наверно, будет просыпаться. Обещал написать, когда она проснется, чтобы он приехал и отвез нас домой.
Когда Байжанов ушел, я вернулся в зал и снова принялся будить Салтанат. Тут я заметил, что ее лицо стало прохладным. Я дотронулся до ее щек. Они были холодными. Я испугался, начал искать пульс, но не нащупал его. Я запаниковал: возможно, я не чувствую пульса из-за того, что пьян? Я позвонил Байжанову, попросил его срочно вернуться. Он вскоре пришел. Я сказал, что не могу найти пульс, и попросил его попытаться. Он принялся искать пульс у нее на запястьях и сказал, что тоже не может найти. Я сказал: «Вызывай «Скорую»!» Он вызывал. Санитары велели нам, пока они в пути, делать Салте искусственное дыхание. Я подошел, хотел открыть ей рот, чтобы сделать так, как сказали в «Скорой», и увидел, что у нее сжаты челюсти. Откуда-то я знал, что в момент смерти у человека сводит челюсти. И я вдруг понял, что она ушла, что я потерял ее. Когда приехавшие санитары начали делать реанимационные мероприятия, а я уже совершенно потерялся. Я ушел на кухню, взял нож. У меня была только одна мысль, что будет лучше, если я убью себя. Вскоре приехала полиция.
Борьба
Дело Салтанат стало самым громким в истории Казахстана. Оно словно вскрыло многолетние раны. Многие выражали соболезнования и говорили слова поддержки, многие женщины рассказывали свои трагичные истории. Нам начали присылать истории девушек, которые не могут уйти от абьюзеров, потому что им просто некуда уходить.
Я никогда не сталкивался с таким потоком: с трагедии прошла неделя, а на меня все лились и лились истории, слова, людская боль. Мое горе тоже хотело найти верную форму, желание помогать, желание справедливости не давало мне сидеть спокойно.
В самом начале мне написала женщина; сказала, что стала жертвой бытового насилия. Она писала нам из Темиртау. Ее проблема резала сердце, и мне хотелось ей помочь во что бы то ни стало. Я начал искать знакомых и друзей в Темиртау. Там у меня практически никого нет, я был абсолютно растерян. Но действовать было нужно обязательно. Женщине угрожали, взламывали ее квартиру. Она съехала на съемное жилье, боялась ходить на работу и водить ребенка в садик.
Пока решался вопрос с жильем, мы наняли ей охрану и платили специальным людям по сто долларов в день, чтобы они провожали и встречали ее с работы. Но содержать охрану постоянно накладно и неудобно человеку, самому оказавшемуся в такой ситуации. И мы начали искать новые решения. Я подумал: поскольку есть люди, которым нужна помощь, и есть много тех, кто хочет помочь нашей семье, то нужно соединить два кусочка пазла.
Тогда я создал две анкеты: одну для волонтеров, вторую – для пострадавших от домашнего насилия. В итоге была собрана группа поддержки для пострадавших, в которую обязательно входили психолог и юрист. Это положило начало моей волонтерской деятельности.
Первые пятьдесят кейсов я старался вести сам – приходилось разрываться между чатами в мессенджерах, пытаясь как-то решать эти вопросы. Но в какой-то момент я перестал справляться, количество волонтеров и пострадавших росло уже в геометрической прогрессии.
Эта работа помогала мне справиться с эмоциями – так я хоть кому-то мог дать шанс на лучший исход. Это были изматывающие дни, но они помогали мне не сойти с ума в ожидании суда.
Я начал привлекать людей из ближайшего окружения, объяснял им принцип работы с двумя базами, учил собирать группы, координировать, объяснял, с чего начать. Пару групп я еще вел с ними, а дальше они уже работали самостоятельно. Очень много близких открылись мне с другой, невероятной стороны, и я до сих пор благодарен им за решимость и отзывчивость.
Мы выступали больше как поддержка, никогда не принимая решений за пострадавших, – это путь каждого взрослого человека. У нас не было цели навязывать решения: никогда не знаешь, что довело человека до тех или иных обстоятельств. Мы показывали и рассказывали, что можно сделать и как получить помощь. Мы не давали и не даем денег, помогаем только продуктами, подгузниками, проживанием, билетами, трудоустройством.
Сейчас в нашей волонтерской сети больше трех тысяч человек, и она постоянно растет. У нас более 2000 кейсов, то есть две тысячи человек, которым нам удалось помочь за год. Во многих наших делах я участвую лично, особенно если приходит кейс в части тяжелого или особо тяжкого преступления, в частности веду и дело, охватившее весь Казахстан, – убийство 16-летнего Шерзата [10].
Каждый из волонтеров помогает пострадавшим от бытового насилия. Женщины начали говорить, и иногда масштабы бытового насилия похожи на лавину – не выбраться, слышны только крики и мольбы. Нырять туда страшно, но страшнее понимать, что будет, если мы не протянем руку.
Я хотел сделать сеть децентрализованной, чтобы она функционировала независимо от меня, так у каждого координатора появлялись одинаковые права и возможности. Волонтерская работа ограничена в плане ресурсов – тут требуются быстрые решения, дорогие адвокаты, и не каждый адвокат берется за такую работу. А собирать с кого-то деньги мы не хотим. Наша помощь дороже любых денег.
* * *
15 апреля 2024 года в Казахстане был принят закон по ужесточению наказания за бытовое насилие, в разработке и продвижении которого приняло участие огромное количество людей. Это была победа – не только для всех, кто пострадал от насилия, но и тех, кто вырос в семье, где отцы избивали матерей, где творилось беззаконие. Я видел, как люди плакали от радости, писали посты.
Но и эта победа далась нелегко. В ноябре была организована петиция, собравшая 150 тысяч подписей – легитимных, проверяемых, верифицируемых. В итоге президент петицию поддержал, собрал рабочую группу и дал поручение по продвижению закона по этапам. Но на определенной стадии закон застрял – ему приписывались ювенальные нормы, которых в нем не было, и этим пугали людей. Определенная группа людей начала выпускать заявления, что детей начнут забирать из семей, а в Казахстане, с его культом детей, это звучало как самый страшный аргумент. Поэтому в какой-то момент мы поняли, что закон нужно продвигать. Он был нужен каждому человеку – и мужчинам, и женщинам, и детям.
Мы решили дать этому закону имя Салтанат – это вызывало общественный резонанс, каждому становились понятны его цели




