Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов
В 50-м был расстрелян Вознесенский, соученик Рязанова по Коммунистическому университету. На здоровье Василия Георгиевича это, а – больше – другие потери, видимо, тоже сказалось. Время для него оказалось очень сложным, нервным, изматывающим. На всех фотографиях этого периода он с папиросой. Выходит, курил он непрерывно, не делая перерыва для снимка. Свои награды он надевал только в случае необходимости. Его не то, чтобы тяготили известность и поклонение, но хотелось простоты, побыть обычным человеком с простыми радостями и заботами. Но этого-то он и был часто лишен.
Брат Слава, он старше, больше помнит, написал небольшие воспоминания: «4-й сын. Вообще-то по возрасту я – второй, по дате приобретения статуса сына – третий, но на самом деле считаю себя четвертым сыном Василия Георгиевича, потому, что я – приемный сын. У меня в альбоме сохранилась фотография, где мы втроем: дядя Вася, Гора (его сын от первого брака). И я – пацан 5 лет. Мы в лесу, это где-то в Большом Козино. Значит, он всегда помнил о племяннике – сыне покойного брата, замерзшего в блокадном Ленинграде в январе 42-го года. До какой степени он опекал меня тогда – не помню, поэтому не могу сказать. Второе – это уже когда он взял меня к себе, иначе я бы умер от голода, как умерла моя мама. По рассказам её сестер (моих теток), она была веселой, энергичной, компанейской, но с 45-го года стала прихварывать все чаще, а в 46-м ей стало хуже. … Чтобы спасти детей от голодной смерти (нас было двое – я и моя тетка – младшая сестра матери, на 2 года старше меня), дедушка буквально подкинул меня моему дяде, Василию Георгиевичу, брату отца, и упросил его помочь перевезти маму из грозненской больницы в Москву. Там, в больнице, она и умерла в августе 47-го. … А дядя Вася забрал меня в Слоним в Белоруссии, самолетом. Аэродром был в Барановичах. Помню самолет – Дуглас. Это было весной 47–го. Когда я первый раз вышел из дома во двор, ординарец Василия Георгиевича погладил меня по голове и сказал: «Ты, брат, как армейское ведро – пузатый, а ручки тоненькие». Живот, действительно, распух от голода и всякой дряни, которой мы питались на Кавказе. То есть, спасли меня вовремя.
А уже летом 47-го дядю Васю перевели во Львов. Туда мы (тетя Ира, его жена, годовалый сын Миша и я) перелетели на ПО-2. В одноместной задней кабине мы сидели втроем. Интересно было лететь над полями, над лесами; видеть все – города, деревни, реки, дома, машины, людей…. Во Львове нас поселили в особняк по ул. Энгельса, 98, который мне показался огромным. Там была большая веранда, был второй этаж и даже две комнатки на 3-м этаже. Во дворе росла большая ель, в саду были большие каменные солнечные часы. В 85-м году я был в командировке во Львове и заходил в этот дом. Ничего огромного… К львовскому периоду относятся мои воспоминания о поездке по грибы. Ехали семьей в открытом американском военном «Виллисе». В этой поездке ординарцу пришлось дать очередь из автомата, чтобы в лесу отогнать какую-то группу из 3-х человек с оружием. Грибов насобирали, дома нажарили, поели… Миша отравился, очень сильно болел; потом осложнения… Еще помню, как дядя Вася взял меня однажды на охоту. Впечатления были неизгладимые. И кабана подстрелили, и после охоты устроили соревнования по стрельбе по летящим мишеням. Я путался под ногами и очень гордился своим новым папой.
Пошел я в школу. В школе организовали для детей встречу с дважды Героем Советского Союза. Во время этой встречи я сидел не с одноклассниками, а рядом с дядей Васей и чувствовал себя так, как будто и я имею отношение к боевому пути летчика – героя. Очень был горд. В 49-м отца перевели в Киев. Поселили нас опять в громадной квартире по адресу: ул. Розы Люксембург, дом, кажется, 6. Сейчас в этом доме какое-то иностранное представительство. Недавно тетя Ира вспоминала – оказывается, за это жильё отец платил какую-то астрономическую квартплату, пока не дали в конце 50-го года квартиру в Святошино. Оттуда родители (дядя Вася и тетя Ира) поехали в Кисловодск, где отец и умер. Все вместе мы прожили три года. И все три года дядя Вася всячески подчеркивал равноправие трех сыновей, несмотря на то, что я своим поведением частенько выводил из себя тетю Иру – его жену, то есть мою приемную маму. Ведь большую часть времени я был с ней. В 50-м я попросился в Суворовское Военное Училище. Дядя Вася (я уже стал иногда называть его папой) одобрил мой выбор: к тому времени он уже перенес инфаркт, и не был уверен, что я еще раз не останусь сиротой. На следующий год, 8 июля 1951 г., он умер от сердечного приступа. На похороны приехал наш старший брат Георгий. Отец звал его Гóрой. Мы, я и тети Ирины дети Миша и Вася, никогда с ним вместе не жили. Но связь с ним от случая к случаю (чаще это были какие-то ЧП) поддерживали и называли также Гóрой.
Когда хоронили отца, он приезжал (тогда он жил со своей мамой в Москве), съездил в суворовское, встретился с начальником училища, поговорил обо мне. Не знаю, насколько этот разговор сказался на моей суворовской судьбе, но училище удалось закончить благополучно. А Гора стал ученым-физиком и где-то лет через двадцать опубликовал свою теорию вселенского разума, в которой утверждал, что Вселенная – один механизм, и все, буквально все в этом механизме взаимосвязано. В те годы понять эту теорию большинству было не под силу. Сейчас же не знаю о большинстве, но я с этой теорией согласен и, вроде, даже немножко понимаю ее.
Вася тоже ученый. Доктор наук. И тоже занят чем-то очень непонятным для меня – теоретическая физика. Миша всю жизнь был на группе по инвалидности, но
