Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд
Он уже за моей спиной, и я слышу его дыхание.
— Что ты сказал, рядовой?
— СЭР, РЯДОВОЙ СКАЗАЛ: «НИКАК НЕТ, СЭР!» СЭР!
Мясистая красная рожа сержанта Герхайма начинает раздуваться как кобра при звуках музыки. Его глава буравят мои, они соблазняют меня на ответный взгляд, бросают вызов, чтобы я на какую-то долю дюйма повел глазами.
— Узрел ты свет? Свет истины? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрел ли ты?
— СЭР, ТАК ТОЧНО, СЭР!
— Кто твой командир отделения, хуила?
— СЭР, КОМАНДИР ОТДЕЛЕНИЯ РЯДОВОГО -РЯДОВОЙ ХЕЙМЕР, СЭР!
— Хеймер, на середину!
Хеймер несется по центральному проходу и замирает по стойке «смирно» перед сержантом Герхаймом.
— СЭР, ЕСТЬ, СЭР!
— Хеймер, ты разжалован. Я произвожу рядового тника в командиры отделения.
Кеймер сразу и не знает, что ответить.
— ДА, СЭР!
— Пошел отсюда.
Хеймер выполняет «кругом», проносится обратно по отсеку, возвращается в строй перед своей шконкой, замирает по стойке «смирно».
Я говорю:
— СЭР, РЯДОВОЙ ПРОСИТ РАЗРЕШЕНИЯ ОБРАТИТЬСЯ К ИНСТРУКТОРУ!
— Говори.
— СЭР, РЯДОВОЙ НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ КОМАНДИРОМ ОТДЕЛЕНИЯ, СЭР!
Комендор-сержант Герхайм упирается кулаками в бока:
— Никому не хочется командовать, гнида, но кто-то это должен делать. У тебя мозги есть, яйца тоже - потому тебя и назначаю. Морская пехота - это тебе не пехотный сброд. Морпехи погибают, для того мы и есть,
но Корпус морской пехоты будет жить вечно, ибо каждый морской пехотинец - командир, если это потребуется - даже если сейчас он всего лишь рядовой.
Сержант Герхайм поворачивается к Гомеру:
— Рядовой Пайл, теперь рядовой Шутник - твой сосед по шконке. Рядовой Шутник - очень умный пацан. Он тебя всему научит. Даже ссать будешь ходить по его инструкциям.
Я говорю:
— СЭР, РЯДОВОЙ ХОТЕЛ БЫ ОСТАТЬСЯ С ПРЕЖНИМ СОСЕДОМ, РЯДОВЫМ КОВБОЕМ, СЭР!
Мы с Ковбоем подружились, потому что когда ты далеко от дома и напуган до усрачки, то ищешь друзей и пытаешься найти их как можно больше, и выбирать особо некогда. Ковбой - единственный рекрут, который смеется, когда слышит мои шутки. У него есть чувство юмора и на него можно положиться.
Сержант Герхайм вздыхает.
— Ты что, страстью голубой воспылал к Ковбою? Хуй ему сосешь?
— СЭР, НИКАК НЕТ, СЭР!
— Образцовый ответ. Тогда приказываю: рядовому Шутнику спать на одной шконке с рядовым Пайлом.
Сержант Герхайм шествует к своему логову - маленькой комнате в конце отделения.
— Ожей, дамочки, приготовиться... ПО ШКОНКАМ!
Запрыгиваем на шконки и замираем.
— Песня!
Мы поем:
Монтесумские чертоги,
Триполийцев берега
Помнят нас, где мы как боги, Смерть несли своим врагам. Моряки и пехотинцы,
Заглянув на небеса,
Там увидят - мы на страже, Божья гордость и краса.
— Приготовиться... ОТБОИ!
Обучение продолжается.
Я учу Гомера всему, чему умею - от завязывания шнурков до сборки и разборки самозарядной винтовки М-14. Я учу Гомера, что винтовка должна стать ему так же дорога, как сама жизнь.
Неловкие пальцы Гомера собирают винтовку.
Моя собственная винтовка вызывает у меня отвращение - сам ее вид, даже трогать ее противно. Когда я беру ее в руки, то чувствую, какая она холодная и тяжелая. «А ты думай, что это просто инструмент, Гомер. Как топор на ферме».
Гомер расплывается в улыбке. Поднимает глаза на меня.
— Я так рад, Шутник, что ты мне помогаешь. Ты мой друг. Я знаю, что я тормоз. Я всегда был таким. Мне никогда никто не помогал...
Отвожу глаза в сторону.
— Это твои проблемы.
Усердно разглядываю свою винтовку.
Сержант Герхайм продолжает издеваться над ним. Каждый вечер он прописывает Гомеру дополнительные отжимания, орет на него громче, чем на остальных, придумывает для его матери все более живописные определения.
Но про остальных он тем временем тоже не забывает. И нам достается. И достается нам за проколы Гомера. Из-за него нам приходится маршировать, бегать, ходить гусиным шагом и ползать.
Играем в войнушку посреди поля. Рядом с местом «бойни у ручья Риббон-крик», где шесть рекрутов утонули в 1956 году во время ночного марша, предпринятого в дисциплинарных целях, сержант Герхайм приказывает мне забраться на иву. Сейчас я снайпер. Я должен перестрелять весь взвод. Я сел на ветку дерева. Если смогу засечь рекрута и назвать его по имени - он погиб.
Взвод идет в атаку. Я ору «ХЕЙМЕР!», и сраженный Хеймер падает на землю.
Взвод рассыпается. Шарю глазами по кустам.
В тени мелькает зеленый призрак. Я успеваю разглядеть лицо. Открываю рот. Сук трещит. Лечу вниз...
Шлепаюсь на песок. Поднимаю глаза.
Надо мной - Ковбой. - Бах, и ты убит - говорит Ковбой. И ржет.
Надо мною нависает сержант Герхайм. Я пытаюсь что-то объяснять про треснувший сук.
— А ты не можешь говорить, снайпер. Ты убит. Рядовой Ковбой только что тебя жизни лишил.
Как-то на шестой неделе сержант Герхайм приказывает нам бегать по кругу, взявшись левой рукой за член, а в правой держа оружие. При этом мы должны распевать: - Вот - винтовка, вот - елда. Остальное - хуета. И другое: - Мне девчонка ни к чему, М-14 возьму.
Сержант Герхайм приказывает каждому из нас дать своей винтовке имя.
— Другой пизды вам теперь не видать. Прошли денечки, когда вы ебали старую добрую подругу. Отныне ты женат на подруге из дерева и металла!
Передвигаясь бегом, мы распеваем:
Если мой друган не врет -В эскимосских пездах лед.
Перед хавкой сержант Герхайм рассказывает нам, что во время Первой мировой войны Джек Першинг сказал:
— Самое смертоносное оружие в мире - это солдат морской пехоты со своей винтовкой.
Сержант Герхайм объясняет нам, как это важно - понять, что для выживания в бою инстинкт убийцы всегда должен быть включен. Винтовка - лишь инструмент, а убивает закаленное сердце.
Наша страсть к убийству должна быть такой же мощной, как давление в винтовочной патроне.
Если мы не будем чистить свои винтовки как следует, то энергия, высвобождающаяся при взрыве пороха, будет направлена не туда куда надо, и винтовка разлетится на куски. И если наши инстинкты к убийству не будут столь же чисты и надежны -
