Тишина между сиренами - Ирина Колин
Отделавшись испугами, которые я скрашивала поглаживанием соседской собачки, и потерянными билетами на самолет не израильской компании (которые первые отменяют все полеты, даже если реальной угрозы особо и нет) мы пережили то обострение. Купили новые билеты и на следующий день в аэропорте встретили множество встревоженых людей, которые стремились покинуть страну по менее радостной причине, чем мы. Очень хорошо я запомнила лицо девушки с грудничком на руках, которая, услышав звук траволатора[5], который звучал точь в точь как начало сирены, заплакала. Будучи на Кипре и отмечая вторую церемонию свадьбы, мы дергались от звуков мотоциклов, и удивляли таксиста, который искренне не понимал, почему мы возвращаемся в страну, где сейчас идет война. Тогда я еще не знала, что недельное обострение лишь маленькая частичка того, что действительно назовут войной.
Несколько лет мы жили относительно спокойно. Я забеременела и родила сына из-за которого пару раз заплакала на праздники. Дело в том, что в Израиле есть две даты, в которые по всей стране в течении двух минут включают сирены. Они немного отличаются от тех, которые оповещают об опасности, но начало их звучания одинаковое. Несколько раз я забывала про них. Первый раз моему сыну было всего пара месяцев. Услышав сирену я дернулась и рефлекторно посмотрела на спящий комочек. Муж сидел рядом и взглядом показал, что дергаться не надо, все в порядке. Однако в моей голове зароились мысли, что мой сын живет в стране, где с самого детства он будет знать какого это, когда на тебя летят ракеты. Он с младенчества выучит как себя нужно вести при разного вида опасностях, и хотя это спасает жизни, мне бы хотелось, чтобы он не знал этой информации просто потому, что ему бы не пришлось сталкиваться с такими угрозами. Но реальность диктует иные правила.
Седьмого октября 2023 года примерно в шесть утра мы подскочили от сирены. Я схватила сына на руки, муж прицепил поводок собаке и мы вышли на лестничную площадку, где всегда встречались с соседями по нескольким пролетам во время тревоги. В новостных каналах было тихо, хотя обычно еще во время сирены можно было прочитать кто стреляет и чем. Но не в тот раз. Постояв на площадке еще несколько минут после наступившей тишины, мы вернулись в квартиру. Я уложила сонного сына обратно в кровать и все также продолжала сидеть в телефоне, надеясь узнать информацию. Но не успев даже обратно прилечь, мы снова дернулись от нарастающего звука сирены и проделав уже привычные действия, вышли на лестницу. И вот тут новостные каналы начали засыпать сообщениями.
Первыми новостями, что не сразу уложились в голове были те, в которых сообщалось, что в многострадальном городе Сдерот (ближайший к Газе большой город, который довольно часто обстреливали) слышны выстрелы. Вперемешку с уведомлениями об очередных ракетных атаках были упоминания о фестивале Нова и непрекращающийся поток разных догадок, как же хамасовцы прошли границу. Зайдя на пару минут в квартиру для того, чтобы в третий раз за двадцать минут вернуться на площадку, я успела взять какую-то игрушку для сына. Бабуся с этажа ниже (русскоговорящая) что-то сказала про своего внука и фестиваль, но ее слова затерялись в потоке ужасающих новостных сообщений. Мы уже знали, что в Сдероте разъезжают боевики и под звуки непрекращающихся сирен стреляют во все, что движется. Что люди закрываются в своих квартирах и боятся как-то выдать, что за окном кто-то есть. Рядом с нами жила семья с тремя детьми подросткового возраста и маленькой собачкой, единственным другом нашего наполовину хаски Ричарда. В очередной раз встретившись с ними под разрывающимися в воздухе ракетами я увидела на глазах говорящей по телефону соседки слезы. Ее муж тихо пояснил нам, что в Сдероте живут ее родители. Девочка видела мамину тревогу и пыталась выяснить, что та узнала, но соседка упорно говорила, что все в порядке. Видимо не хотела, чтобы и дети переживали за бабушку с дедушкой.
На пару часов стало тихо. Генрих быстро выгулял собаку и зашел в магазин подзакупить продукты. Я переоделась в более презентабельную домашнюю одежду, чтобы комфортнее себя чувствовать, выбегая на лестничную площадку. Все понимали, что это обострение не закончится за пару дней.
Начали поступать первые сообщения о фестивале Нова. Масштаб трагедии никак не хотел укладываться в голове. Как можно просто прийти на скопище людей, которые танцуют и развлекаются, и начать стрелять? Без разбора, просто как в тире. После первых фото я поняла, что не могу смотреть на эти медиа. Просто не могу. Эти тела, кровь, над которыми все еще висел отголосок беззаботности и радости. Рациональная мысль, что все эти люди больше ничего не увидят в своей жизни перекрывалась эмоциональным недоумением и нежеланием верить, что кто-то способен так поступить. В голове всплыли слова бабуси снизу про то, что ее внук был на фестивале. Я поделилась этим с Генрихом и он утверждающе кивнул. Да, соседка говорила именно про этот фестиваль. На следующем сходе во время сирен я посмотрела на нее и мне пришлось сглотнуть. Заплаканное лицо любящей бабушки, которой сообщили о гибели внука, останется в моей памяти навсегда.
Потянулись тяжелые будни, напитанные неопределенностью. Служба тыла ввела ограничения на все виды деятельности, кроме жизнеобеспечивающих и запрет на собрания людей больше десяти, что означало отсутствие работы и любых отвлекающе-успокаивающих мероприятий. Хотя на самом деле и без этих ограничений было страшно куда-то выходить. В любой момент могла начаться сирена и следующие через полторы минуты разрывы сбитых ракет. И всегда оставался маленький процент того, что железный купол не справится, и вместо более безобидных обломков со зданиями или землей соприкоснется начиненная взрывчаткой труба. Как говорилось в новостях и из других источников, Хамас делал свои ракеты в основном из водопроводных труб. Просто брали фрагмент, наполняли взрывчаткой, несколькими дополнительными компонентами и запускали с помощью специальных установок. Контролировать траекторию такой болванки было невозможно. Множество их орудий упало на их же территории, нанеся немалый
