Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран

В одном из ранних пророчеств Иезекиилю повелевается побрить голову ножом, что, естественно, оборачивается окровавленной головой из-за вырванных с корнем волос. Согласно законам о чистоте (Лев 21:5), бритье головы недопустимо для священника. Пророчество Иезекииля раздвигает все границы, так как требует не только страданий, но и насилия над собой, противоречащего тому, чему его учили. Символические действия Иеремии – разбивание кувшина или ношение ярма – не предполагали такого насилия. Безмолвный Иезекииль играет двойную роль как Яхве (нож), так и народа (волосы, тело) в одном действии: надругаемый и надругательство в одном лице. Он должен взвесить и разделить свои волосы на три части: первую нужно сжечь в огне (она символизирует людей, умирающих от голода в осажденном городе), вторую – разрубить ножом и рассыпать вокруг города (символизируя людей, пораженных мечом), а третью – развеять по ветру (символизируя изгнанных жителей Иерусалима). Несколько прядей Иезекииль должен спрятать в своей одежде, как тех изгнанников, что находятся под тщательной защитой Яхве. Затем Иезекииль берет несколько прядей и бросает их в огонь. Пожар распространится с того места на весь Израиль. Слово Господне обращается к народу через Иезекииля:

…вот и Я против тебя, Я Сам, и произведу среди тебя суд перед глазами язычников… за то, что ты осквернил святилище Мое всеми мерзостями твоими и всеми гнусностями твоими, Я умалю тебя.

(Книга пророка Иезекииля 5:8, 11)

Во время осады в Иерусалиме воцарятся голод, каннибализм, чума, люди будут растерзаны лютыми зверями и убиты за пределами города. В конце концов, небольшой остаток израильтян, защищенный краем одежды Яхве, будет найден и обретет снова Яхве своим пастырем.

Заключительное символическое действие в главе 5 Книги пророка Иезекииля инициирует пророчество против Израиля в главе 6: это меч, обнаженный против иерусалимских «высот» и идолов (слово «идол» встречается почти в каждой главе книги). Господь сразит людей перед идолами и бросит мертвые тела и кости пораженных вокруг их жертвенников. Краткий ответ Яхве: «Я против тебя» цитируется в Книге пророка Иезекииля 14 раз. Именно Яхве, а не другие народы, теперь является врагом Израиля, драматически изображенным в роковых предсказаниях:

Так говорит Господь Бог: беда единственная, вот, идет беда. Конец пришел, пришел конец, встал на тебя; вот дошла, дошла напасть до тебя, житель земли! Приходит время, приближается день смятения, а не веселых восклицаний на горах … ничего не останется от них.

(Книга пророка Иезекииля 7:5–11)

Ивонн Шервуд отвергает термин «уличный театр» для обозначения перформативного пророчества Иезекииля, сравнивая его самоповреждение, селфхарминг, с шокирующей работой художника-перформансиста Рона Атея[31]:

…вдохновленный работами Жоржа Батая и Пьера Паоло Пазолини, которые используют БДСМ, чтобы противостоять предвзятым представлениям о теле в связи с мужественностью и религиозной иконографией… Атей стремится надавить на современную болевую точку богохульства: столкновение квир-сообщества и «извращенных» сексуальных практик с религией… Пророки аналогичным образом нажимали на болевые точки своего времени, вызывая ужас и отвращение.

(Sherwood, 2012, с. 164)

Богословские темы Иезекииля уникальны, и даже частично перекликаясь с темами других классических пророков, они специфичны и относятся к его собственному конкретному контексту. Эти темы будут рассмотрены позже, и они включают в себя: идолопоклонничество, кару и суд, радикальный теоцентризм (Джойс), который еще называют магистериальной теологией (Брюггеман), уход, возвращение и восстановление, а также Духа.

Иезекииль подробно раскрывает порочную связь израильтян с идолами, прослеживая ее от восстания в Египте (Иез 20:8), таким образом отчуждая их от собственной истории, давая возможность увидеть себя по-новому. Идолы, упоминаемые в Книге пророка 39 раз, являются для Иезекииля корнем практически всех грехов, стоящим на пути стремления Израиля к Богу.

Главная задача Иезекииля, как и других пророков, – разоблачать грех. Но он называет и обнажает более глубоких, скрытых идолов с помощью образов и вызывающего отвращение сексуального языка, неразрывно связывая нравственность и богослужение. В главе 22 Иезекииль перечисляет все мыслимые грехи, разделяя их на две категории: социальная несправедливость и идолопоклонничество. Очевидно, что грехи социальной несправедливости меркнут в сравнении с преступлениями против священного.

Наготу отца открывают у тебя, жену во время очищения нечистот ее насилуют у тебя. Иной делает мерзость с женою ближнего своего, иной оскверняет сноху свою, иной насилует сестру свою, дочь отца своего.

(Книга пророка Иезекииля 22:10–11)

Священники ее нарушают закон Мой и оскверняют святыни Мои, не отделяют святаго от несвятаго и не указывают различия между чистым и нечистым, и от суббот Моих они закрыли глаза свои, и Я уничижен у них.

(Книга пророка Иезекииля 22:26)

Падение Израиля происходит в результате осквернения святилища (Иез 5:11), измены с другими культами (Иез 8:7 и далее), допуска идолов в священное пространство сердца (Иез 14:3 и далее) (von Rad, 1967, с. 193) и сексуальной безнравственности. Иезекииль прослеживает всю историю Израиля с помощью трех всеобъемлющих нарративных (повествовательных) метафор, традиционно называемых аллегориями. Этот термин оспаривают исследовательницы-феминистки, которые считают, что его лучше классифицировать как метафору, расширенную метафору или нарративную метафору (Day, 2000, с. 205; Galambush, 1992, с. 10–11), с чем я согласна. Эти нарративные метафоры лежат в основе резкой критики Иезекиилем греха израильтян: невеста-нимфоманка (глава 16), идолопоклонники (глава 20) и сестры-блудницы – Огола (Самария) и Оголива (Иерусалим; глава 23). Даже с учетом того, что до изгнания общепринятыми были синкретические практики идолопоклонства, храмовая проституция и принесение детей в жертву Молеху, нарративные метафорические истории Израиля в изложении Иезекииля звучат настолько шокирующе и обличающе, что их можно сравнить с современным экстремальным кинематографом.

Изображения женщин в главах 16 и 23 вызывают возмущение у современных читателей и значительную критику со стороны феминистских теологов и ученых (Day, 2000; Galambush, 1992; Sherwood, 2012). Синтия Чэпмен анализирует этот нарратив как зритель, предлагая взглянуть на ассирийские дворцовые рельефы с изображением военных сражений и захвата власти, на которых враги разделяются по половому признаку (Chapman, 2010). Часто цитируемое исследование Чэпмен дает важное представление о восприятии в древней Месопотамии, но оно никак не отменяет чувства сегодняшнего читателя. Анализ вышеуказанных метафор приведен в главе 3 этой книги, посвященной исследованию повествования.

В данных нарративных метафорах затрагиваются два важных теологических вопроса. Во-первых, Яхве видит, что существует веская причина для божественного суда над Иерусалимом (см. символические действия в главах 4 и 5). Во-вторых, нет никаких причин, по которым Иерусалиму должны быть дарованы абсолютная милость, благодать