В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

Идеализм Горбачева отнюдь не мешал его вполне прагматичной внешней политике. Скорее помогал, ибо заставлял задуматься о будущем, поощрял «прорывные замыслы». Сегодня мало кто вспомнит выдвинутую Советским Союзом в 1985 г. программу полной ликвидации ядерного оружия к 2000 г. Она была, как мы видели, инструментом для некоторых неблаговидных целей, но воодушевила многих идеалистов, включая президента США Рейгана, а в последние годы и Барака Обаму. Ядерное оружие на Земле, конечно, осталось. Но его на какое-то время значительно поубавилось, в том числе благодаря претворению в жизнь тех частей программы, которые касались ракет средней дальности СССР и США (они были полностью ликвидированы) и межконтинентальных ракет двух держав (они были сокращены). Затем вновь и вновь выросло, развилось, усовершентствовалось.
Горбачевское новое мышление возникло не на пустом месте. Оно взросло на постоянном стремлении развитой части общества работать на страну, поставить ей на службу государственную политику. Новое мышление продолжило в более продвинутых формах «оттепель» в международных отношениях при Хрущеве и разрядку напряженности раннего Брежнева. Подобно тому, как не горят рукописи, не пропадают идеи. Будем надеяться на возраст. Когда?
И все же для меня главная заслуга президента Горбачева лежит не в плоскости внешней политики. Она в том редком и по большому счету неиспользованном шансе, который перестройка дала России. То была великая и мужественная попытка вытащить Россию из авторитарной матрицы, восходящей еще к монгольскому игу. Преобразовать страну, не мордуя людей, всегдашних винтиков, наподобие Петра Первого или Сталина, а давая им право и возможность распоряжаться собой. То была уникальная попытка, ибо ни до, ни после никто не предложил стране достойного выхода из наезженной столетиями колеи.
Сегодня мы вновь в нее попали. Куда она заведет? Оптимистических горизонтов пока не видно. Остается ждать перестройки-2 внутри страны и «нового мышления»-2 в отношениях с миром. Люди религиозные сказали бы: ждать нового мессию.
Горбачев и его товарищи отдавали себе отчет, что они подобно парижским коммунарам будут «штурмовать небо». Стратегии перестройки противостоял достаточно мощный тоталитарный режим. Так, административно-управленческий аппарат за годы «застоя» (1971–1984) увеличился на 4,6 миллиона человек, составив 17,7 миллиона на сентябрь 1985 г. Та его часть, которая не приняла перестройку, была сплоченным, опытным, беспринципным воинством, знавшим, за что оно борется.
Надо признать, что перестроечное руководство выбрало щадящие меры в борьбе с бюрократией и ее передовым отрядом – номенклатурой. Считалось, что подрубание корней лучше, чем «огонь по штабам», науськивание «хунвейбинов». Но ведь и аппарат не дурак, он изощренно сопротивлялся тому, чтобы ему перекрывали кислород. В итоге коллективное правление страной чиновниками так и не кончилось. Судьбы перестройки и самого Горбачева решила номенклатура во главе с российским президентом. Борьбу за власть выиграли они.
Прямую аппеляцию к обществу лидеры перестройки рассматривали в качестве своего сильного козыря. Но вряд ли они подозревали, насколько ментальность населения искривлена историческими тяготами, низким уровнем жизни, целеустремленной пропагандой, ложью.
Ясно, что речь идет о части населения, не берусь судить, насколько значительной. Подчеркну, что процесс создания homо sovetiсus не был однолинейный. Да, от реальной политики людей отторгали. Но «моральный кодекс строителя коммунизма» не был далек от норм поведения, в том числе христианских, высокого порядка. Скажем, любовь к Отечеству прививалась довольно успешно. Вырастало сообщество, во многом непохожее на западных, а еще больше на восточных соседей. «Дикий капитализм» серьезно все снивелировал. «Раньше думай о Родине, а потом о себе» преобразовалось в «думал раньше о Родине, а теперь о себе».
Люди не виновны в том, что над ними ставились болезненные социальные эксперименты. Но слова Горбачева, что «народ горой за перестройку», были, как ни горько признать, преувеличением.
Познать свою страну до конца так и не удалось. На некоторые же вещи просто не решились открыть людям глаза. Одиннадцатого ноября 1987 г. записал в дневнике: «Душевный разговор с Шева (так я называл про себя министра). Он говорит: два предстоящих года очень трудных. Если сказать открыто, в каком положении страна, люди ахнут». Для того чтобы раскачать ее, в большой своей части привыкшей к прежней небогатой, но бесхлопотной жизни, опасностей «застоя» не видящей, к рыночным реформам настороженной, требовалось гораздо больше времени, чем было отпущено Горбачеву и его соратникам политическими противниками. В каком-то смысле повторилась трагедия Андропова: ему говорили, что у него в запасе десять лет, оказалось – год. Горбачев в марте 1987 г. считал, что «добьемся первых результатов через три-четыре года, если выдержим».
К сожалению, демагоги и популисты сумели извлечь больше выгод, чем те, кто вызвал гласность к жизни. Сработала классическая схема – одни идут за народ, народ идет за другими. За теми, кому по большому счету важны только власть и деньги в различных комбинациях.
Не Горбачев разрушил СССР, как безграмотно говорят и сегодня штатные пропагандисты. Если уж переходить на личности, то это рвавшийся к власти любой ценой Ельцин. Второй по величине вклад внес, как мы видели, Кравчук, бывший секретарь по идеологии Компартии Украины. Джек Мэтлок, близко следивший в качестве посла США в Москве за событиями этих лет, без обиняков заявил на одном из круглых столов, где я участвовал: «В распаде СССР надо винить Ельцина, а не Горбачева. Может быть, люди когда-то это поймут».
Что касается Кравчука, то о его метаморфозе саркастически отзывался в разговоре со мной 22 июля 1991 г. в Риме мэр Петербурга А.А. Собчак: «Дело в том, что воспитали за прошедшие годы совершенно беспринципных людей, которым к тому же сейчас некуда деться, если останутся без политического признания». Древние ставили вопрос: cui bono, кому идет на пользу, кто выигрывает. Именно номенклатура политическая и экономическая получила наибольшую выгоду от Беловежской Пущи.
Осознание произошедшего постепенно приходит к людям. По опросам конца 2012 г., только 18 процентов возлагают вину за развал Союза на Горбачева; 20 лет назад таких было 45 процентов. И это в условиях, когда перестройку оболгали последующие деятели, что стало ориентиром для пропагандистской машины. Характерно,