В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

Очень хочется надеяться, что на дистанции лет справедливое отношение к Горбачеву возобладает. Ради будущего страны он пытался, говоря словами А. Яковлева, «переломить хребет тоталитарному строю, убрать уголовщину власти, которую насадил Сталин». При перестройке деяния генералиссимуса были впервые названы тем словом, которое они заслуживали: преступления. Это прозвучало в докладе о 70-летии Октября. А ведь парой месяцев ранее Егора Яковлева, одного из наиболее громких глашатаев перестройки, правые трясли за слово «преступление» применительно к Сталину.

Согласен с российским политологом Дмитрием Фурманом: «Горбачев был единственный в русской истории политик, который, имея в своих руках полную власть, сознательно, во имя идейных и моральных ценностей, шел на ее ограничение и на риск ее потерять»[163]. Согласен я и с американцем Коэном, считающим, что «единственная вина, которую можно приписать Горбачеву, в том, что он создал Ельцина». Это, кстати, признал и сам Михаил Сергеевич.

Он, насколько могу судить, не очень хорошо знал Ельцина. Рекомендовал его Лигачев, который потом каялся в этом. Взлет Б.Н. был стремительный: апрель 1985 г. – зав. отделом строительства ЦК, в июле того же года – секретарь ЦК, а в декабре, сменив Гришина, «получил» Москву. С февраля следующего года Ельцин – кандидат в члены Политбюро.

Еще раз дадим слово политологу Сергею Плохию: «Горбачев вытащил свою страну из тоталитарного прошлого, открыл ее миру, ввел демократические порядки и начал экономическую реформу, изменив свое Отечество и окружающий мир до такой степени, что места ему там не осталось»[164].

Для России всегда была характерна полная смычка политической и экономической верхушки страны со всемогущим чиновничьим аппаратом. Но были и попытки обуздать его: Сталин – расстрелами, репрессиями, Хрущев и Горбачев – реформами. Вот в этом отношении от горбачевских нововведений точно произошел откат (слово, прочно вошедшее в наш сегодняшний лексикон; по частоте употребления с ним поспорит разве что другое слово – коррупция).

Закончу этот раздел словами писателя Венедикта Ерофеева, пытавшегося из 1989 г. предсказать наше будущее: «Россия ничему не радуется, да и печали, в сущности, нет ни в ком. Она скорее в ожидании какой-то, пока еще неотчетливо какой, но грандиозной скверны, скорее всего, возвращения к прежним паскудствам»[165].

Словом, отогрелись душой при Горбачеве, теперь опять…

Сложности, с которыми столкнулась российская внешняя политика в первой половине 1990-х, в какой-то степени были обусловлены субъективным подходом президента Ельцина и его министра иностранных дел. Главное, однако, состоит в том, что не стало мощного генератора воздействия на международные дела, каким был Советский Союз. Его упразднили, и теперь вряд ли кто-нибудь определит, сколько он смог бы прожить как геополитическая реальность, если бы не Беловежье.

Разрушив СССР, получили слабую Россию. Предстояло пройти большой путь, прежде чем с ней стали бы считаться так, как считались с Союзом. Тем более, что российская правящая верхушка полагалась для удержания власти на поддержку извне. Ее шаткое положение внутри страны тоже было одним из следствий дисквалификации Советского Союза. Значительные сектора внутриполитического ландшафта (даже если Верховный Совет одобрил результаты Пущи подавляющим большинством голосов) не были убеждены в правильности содеянного.

Последовавшее после декабря 1991 г. хаотическое ведение внешней политики на ряде направлений довершило картину, привело к тому, что Россия на какое-то время исключила себя из числа основных международных игроков.

Тем не менее справедливо признать, что Ельцин и Козырев вписали в свой актив ряд достижений по такому важному направлению, как ограничение вооружений. Они подключили Россию к полезным международным организациям.

Политика России в ближнем зарубежье была довольно невнятной. Наряду с этим она неплохо сработала в том, что касается конфликтов на постсоветском пространстве, прекратив кровопролитную гражданскую войну в Таджикистане, добившись частичных успехов в урегулировании грузино-абхазского конфликта, сбив пламя с карабахского и приднестровского.

Безусловный позитив, что не было предпринято каких-либо авантюр за пределами границ бывшего СССР.

Ельцинскую внешнюю политику принято считать несамостоятельной. Это не верно. Центральное направление – сблизиться с наиболее развитыми и близкими нам по цивилизации государствами – выбиралось сознательно. Оно помогло если не избежать, то серьезно ослабить опасность скатывания к прежней имперской политике, к националистическим устремлениям. Думаю, что во многих конкретных делах такая линия отвечала интересам страны. Большой плюс внешней политики в том, что она, несомненно, способствовала преодолению затяжного кризиса в экономике. (Рост цен на нефть сделал, правда, больше.)

Политика Путина, пришедшего на смену Ельцину, в начале «нулевых» многими квалифицировалась как прозападная, а правыми за это критиковалась. Помнится, написал я тогда статью «Почему России нужна прозападная политика?» Потому что в нынешних условиях она – важная часть прорусской политики. По моим наблюдениям, она продолжалась до 2004 г., «оранжевой революции» на Украине.

Другое дело, что встретили нас не очень благожелательно. Это была крупнейшая ошибка Запада. Точнее, США, упивавшихся своим могуществом. Нам бы отнестись к этому хладнокровно, тем более, что материальные наши интересы не пострадали, скорее, даже выиграли из-за роста цен на нефть, что в свою очередь было следствием войны в Ираке.

По моему убеждению, не глубинные противоречия разделяют нас с США. Нашим, как любят сейчас говорить, экзистенциальным интересам американцы угрожать не могут: нападение, ядерное или высокотехнологичное, означало бы самоубийство. Наш потенциал сдерживания, возможно, менее софистицированный, но мощный, работает, и, по заверению российского руководства, останется эффективным на обозримое будущее. Да и с какой стати американцам нападать на нас? Что-то верно, что-то нет. США впрямую на нас так и не напали. Но действительность оказалась многофактурнее. В настоящее время иначе как 100 процентов враждебной к нам, американскую политику не назовешь.

Нас раздражает, так сказать, идеология: почему они считают себя «царь-горы», везде пытаются командовать, наглы. Чувства понятные, но внешняя политика строится не на чувствах, тем более не на раздражении. Вступать в клинч с более сильным соперникам стоит лишь тогда, когда задеты твои коренные интересы. Повторяю, такие случаи редки. Нет смысла испытывать судьбу ради удовлетворения амбиции. Права народная мудрость: «С сильным не борись, с богатым не судись». Все это, так сказать, для мирной жизни. А она кончилась.

Недальновидна, на мой взгляд, политика раздувать антиамериканизм по внутриполитическим соображениям. Когда потребуется конструктивизм в отношениях с США, а он России нужен, образ врага будет мешать.

Сдержанная реакция Запада в отношении заходов России объяснялась не только эгоизмом. То, что происходило тогда в нашей стране – война в Чечне, криминальная приватизация, социальные беды и нищета, «рваная» политическая жизнь, ситуация в области свобод и прав человека –