В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Заметьте, что американцы сумели поставить дело так, что в своем «протекторате», Западной Европе, ни разу не прибегли к оружию. Там широко были распространены настроения, что американцы их защищают, и надо признать, что значительная часть населения, во всяком случае в странах НАТО, не хотело их ухода.
Требования перемен, длительное время загоняемые внутрь практически во всех странах – членах Варшавского договора, к приходу Горбачева во власть приближались к критической точке. Почувствовав запах крови, активизировали подстрекательскую деятельность США и некоторые их союзники.
Горбачевское Политбюро отнюдь не отказывалось от стремления сохранить социалистический лагерь. Если посмотреть с другого угла – сохранить империю. «Не уменьшайте поставки нефти и газа друзьям», – говорил Горбачев, и Политбюро продолжало принимать решения по донорской помощи государствам Варшавского договора. В апреле 1985 г. срок его действия был продлен еще на двадцать лет. (Через шесть лет он будет распущен.) Предпринимались энергичные усилия по вовлечению восточноевропейских стран в экономическую кооперацию с нами. Не все были неудачные: успешным оказалось совместное строительство магистрального газопровода Ямбург–Западная граница. К сожалению, неудач на экономическом фронте было больше. В итоге мы еще и задолжали нашим бывшим союзникам.
Главная же надежда была на то, что в восточноевропейских столицах появятся, подобно героям советской перестройки, свои Горбачевы. Освобожденные от опеки Кремля, они обеспечат рывок социализма с человеческим лицом. Но руководители почти во всех этих странах были проникнуты брежневским духом, а люди в массе своей уже не хотели ни гуманного социализма, ни социализма вообще. Тем более навязанной советской модели. Характерный польский анекдот: «Скажите, пожалуйста, у нас уже построен социализм или будет еще хуже?»
Вот когда пришлось расхлебывать последствия стратегии удержания, вылившуюся в попытку танками задавить стремление чехов и словаков к демократическим реформам.
К сожалению, лишь в ноябре 1989 г. пять государств, принимавших участие в подавлении Пражской весны (Советский Союз, Польша, Венгрия, ГДР и Болгария), выпустили коллективное заявление, в котором осудили вторжение. Помимо этого Советский Союз опубликовал свою собственную декларацию, в которой выражал сожаление по поводу «ошибочного» решения летом 1968 г.
По моим наблюдениям, мы до последнего не осознали всей тяжести положения в соцстранах. Вернувшись осенью 1987-го из Польши, Шеварднадзе заявил на коллегии: «Основные трудности преодолены, если и дальше будут так работать польские товарищи, то Польша станет надежным звеном».
Плохо мы знали обстановку еще и потому, что друзья – так именовались наши союзники по Варшавскому договору – предпочитали не досаждать Москве неприятными новостями. В том случае, естественно, когда само руководство было в курсе. Советские посольства, обычно возглавляемые не карьерными дипломатами, а партийными выдвиженцами, не часто давали объективную картину: темные краски были не в чести. Ортодоксия требовала видеть ситуацию такой, какой ей положено быть, а не той, что была на самом деле. Горбачев однажды буквально в отчаянии воскликнул: посол должен информировать, если что не так.
Понимание того факта, что удержать эти страны в своей орбите можно только силой, пришло тогда, когда новые власти в Восточной Европе недвусмысленно показали нам на дверь. Избранный президентом после «бархатной революции» Гавел заявил, что до конца 1990 г. советские войска, находившиеся там после подавления Пражской весны уже двадцать два года, должны покинуть Чехословакию.
Того же потребовали «реформисты» в Венгрии, открывая одновременно границы с Австрией для граждан ГДР и, как потом выяснилось, получая финансовые вливания от западных немцев. После 35-летнего пребывания во власти ушел Т. Живков.
Кто не требовал ухода наших войск, так это победившая в Польше «Солидарность». Новые польские руководители просили Кремль оставить войска до подтверждения объединенной Германией послевоенных границ, прекрасно устраивавших (благодаря СССР) Польшу. Коль долгое время воздерживался от публичного заявления о том, что у ФРГ нет никаких притязаний на бывшие немецкие земли к востоку от линии Одер–Нейсе.
Высшие военные начальники заявляли, что они не смогут поручиться за армию, если из ГДР, Чехословакии, Венгрии, Польши явятся неустроенные тысячи солдат и офицеров. Но почему об обустройстве дома (за рубежом-то все было в порядке) вспомнили в последний момент? Думали оставаться там вечно? На что шел наш огромный военный бюджет? На все новые ракеты и ядерные заряды, пренебрегая строительством казарм и квартир? Оказалось, что виноваты «крайние»: Горбачев и Шеварднадзе, которые, кстати сказать, предупреждали Генштаб о невозможной беде. Американцы, направляя свои войска за рубеж, что, не знают, куда их девать, когда они возвращаются?
Насчет наибольшей по численности группировки – войск в Германии: Горбачев договорился о выводе войск, растянутом на четыре года, плюс Коль выделил средства на обустройство солдат. Не хочется вспоминать о скандалах, связанных с вывозимым или оставляемым военным имуществом.
В условиях, когда начал разваливаться соцлагерь, требовалось большое мужество, чтобы сохранить верность провозглашенному принципу: народы имеют право сами определять свою судьбу. К счастью, мало кому из ответственных людей приходил в голову силовой вариант. Кроме Н. Чаушеску и Т. Живкова. Те предлагали защитить «социалистические завоевания» в Польше, когда там к власти шла «Солидарность». Во время волнений в Румынии даже американцы давали понять, что они не против вмешательства СССР. Команда Горбачева, включая министра обороны Язова и главу КГБ Крючкова, вслед за ним решительно высказалась против применения силы. В этом же духе было выдержано специальное решение Политбюро. Все оценки обстановки сходились на том, что попытка военного подавления привела бы к катастрофическим последствиям прежде всего для нашей страны. Это означало бы растущую к нам ненависть восточных европейцев, общее отчуждение от Запада, дальнейшее экономическое обескровливание. Остались бы одни со всеми нашими проблемами.
И еще. До Горбачева был уже прецедент отказа от защиты социализма силой. Понятно, что речь идет о Польше 1981 года. Похороны «доктрины Брежнева» состоялись еще при живом Леониде Ильиче.
Замечу в этой связи, что «важнейшим решением, принятым ельцинской Россией осенью 1991 г., было то, что она не может и не хочет силой сохранять контроль над постсоветским пространством». При живом СССР в окружении Ельцина прикидывали, как они с этим пространством поступят. При такой позиции неправомерна критика М. Горбачева за то, что он не удержал под контролем восточноевропейские страны. А единственным средством для этого была сила[161].
Как только до людей дошло, что в них не будут стрелять, они вышли на улицу. Восточноевропейцы рвались не только из имперских объятий, но и от социализма как общественного устройства. Геополитика объединилась с идеологией. В случае с ГДР,
