В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Тяжелая миссия, не дай Бог каждому: видеть, что империя разваливается, понимать, что только насилие может остановить – на какое время? – ее распад, и осознавать, что применение силы невозможно. Да и в чисто экономическом плане мы не могли больше держать союзников на своей шее. (Кстати сказать, почти все эти страны уже в 1988 г. были на грани банкротства, «проев» и западные кредиты.) Напомню, что едва началась перестройка, обвалились цены на нефть, к чему приложили руку США и Саудовская Аравия, не забывавшая наше вторжение в Афганистан.
В том числе по причине Афганистана Саудовская Аравия начала активно вооружаться, ее импорт оружия был завязан на США, заинтересованных в низких ценах на нефть. Саудовцы пощли навстречу, получив, видимо, в свою очередь, уступки. В 1985–1986 гг. они увеличивают добычу нефти более чем в 3 раза. Это было к тому же их оружие в соперничестве за удержание рынков сбыта. С конца 1985 г. цены резко пошли вниз: с 32 долларов за баррель до 10 долларов весной 1986 г.
Правители, которые сменили коммунистов у власти в государствах – участниках СЭВ, потребовали его ликвидациии. Аналогичная «инициатива» была проявлена восточноевропейцами в отношении Варшавского договора.
Его роспуск, скажу попутно, похоронил ДОВСЕ, договор о сокращении вооруженных сил, который был основан на блоковой основе. В 1999 г. он был модернизирован, но никем из западных государств не ратифицирован. В итоге в 2007 г. Россия приостановила свое участие в нем. А вот другой венский документ – о мерах доверия – живет и здравствует. (Ой, нет, Толенька…)
Народные массы, шедшие впереди политиков, оказались на грани неуправляемости. Тем не менее невероятную по размерам и накалу страстей схватку удалось разрулить практически бескровно. Советскую армию спровоцировать не дали. Линию на то, чтобы неизбежный уход от нас стран бывшей народной демократии не был омрачен насильственными действиями, выдержали до конца. Остается фактом, что в те месяцы, когда одно событие буквально наслаивалось на другое, когда высока была вероятность совершить ошибку, лидеры перестройки непоправимых просчетов не допустили.
Известно резко отрицательное отношение Ельцина и его окружения к перестройке и к Горбачеву. Тем весомее звучит вывод, сделанный Егором Гайдаром, на мой взгляд, самым квалифицированным руководителем первых лет ельцинской поры и довольно быстро отторгнутым: «Если бы советское руководство в это время возглавлял последовательный недруг Запада, но при этом не готовый совершить политическое самоубийство, связанное с реализацией серьезной антикризисной программы, в создавшихся условиях он вынужден был бы проводить по отношению к Западу линию, подобную той, которая была избрана М. Горбачевым»[162].
Не хотелось бы опускаться до уровня тех, кто сводит объяснение сложнейших событий к «предательству» Горбачева. Напомню лишь, как клеймили в недавней истории врагов народа и как дорого обошлось это нашим людям, в том числе и тем, кто яростно изобличал лжедиверсантов и предателей. Прием-то весьма удобный во все времена: оправдать собственные недоработки и просчеты, разводя руками – что, мол, могли мы сделать, нас предали. Сразу растет число «пятых колонн», зарубежных агентов и прочего.
Предъявляются Горбачеву и такие упреки, за которыми стоит горечь по поводу того, что, как ни крути, состязание двух общественных систем мы проиграли. Но виновников идеологического, оно же геополитическое, поражения следовало бы поискать начиная не с 1985 г. Куда хронологически надо бы отступить, чтобы иметь возможность сказать: до сих пор все было в порядке?
Для меня очевидно, что проблемы, с которыми столкнулась перестройка, спрессовались за десятилетия. Исторический спор между капитализмом и социализмом был проигран до Горбачева.
Как-то в откровенном разговоре один из высоких советских руководителей сказал мне: главную ошибку совершили в октябре 1917-го. Социализм, мол, – это прекрасная мечта о справедливости, которая в реальной жизни не работает. Не хотелось бы отказываться от этой мечты, тем более, что с марксистской и даже ленинской точек зрения большая натяжка назвать социализмом то, что мы построили, а потом сломали. Для меня возможный оптимум – теория и практика социал-демократии. Много появилось ее отпрысков и форм.
Так все же, то, что свершила перестройка во внешней политике, благо или сдача позиций? Ответ на вопрос зависит от того, какое будущее вы видите для своей страны.
Сразу оговорюсь! И далеко не все они зависят от нас. Наши следующие выводы, думаю, верны для оценки политики перестройки. Но безнадежно изменились с дальнейшим развитием международной обстановки.
Если не возобновлять холодную войну с Западом, не вступать в тотальное противоборство с США, разрешать неизбежные противоречия политическим путем, то Горбачев с Шеварднадзе все сделали правильно.
На мирное развитие работают выход из конфронтации с США и их союзниками вышли-то не навсегда, равно как и нормализация отношений с Китаем.
На мирное развитие работает примирение с Германией, нашим самым важным партнером среди западных стран. Работало!
На мирное развитие работает эволюция отношений в Восточной Европе. Наш уход, еще раз скажу: не против воли народов этих стран, а, наоборот, по их отчетливо выраженному желанию – не выглядит потерей. Скорее избавлением от бремени, поскольку мы в своей «империи» ухитрились не зарабатывать, а терять. Пожалуй, в отношениях с ними преобладает тяга к деловому сотрудничеству, хотя в последнее время немало и антипатии. Было и сотрудничество, и нынешняя полностью изменившаяся картина.
В целом, если оценивать итоги прекращения холодной войны под углом зрения мирной перспективы, то для России они позитивны.
Другой вопрос, и уже не к Горбачеву: кем и как были использованы (или не использованы) возможности «мирного сосуществования», на этот раз подлинного, России и Запада, открывшиеся в начале 1990-х. Кое-что мы видели на предыдущих страницах, но упущенные возможности – это тема для отдельного разбора, так же, как и разговор о нынешнем кризисе.
Существовало, наверно, в подходах Горбачева, человека культуры, интеллигента, и нечто идеалистическое, в трактовке критиков – наивное. В декабре 1986-го, прочитав беседы Горбачева с Р. Ганди, записал в дневнике: «Два идеалиста считают, что пришло время утвердить высшие человеческие ценности. Но договорились Горбачев и Ганди и о вполне конкретных делах.
