Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин
Как так — «то есть решение о снятии ИА с должности — не следствие прямой линии»? «Поверьте мне, нет, это я знаю точно. В июле 2013 года я должна была стать директором Пушкинского музея. Это было принятое решение, а потом оно было изменено на Марину Девовну <Лошак> — за две-три недели. То есть если кто-то говорит, что она из-за этого потеряла должность, — это не так. Нужно было дождаться ее 90-летнего юбилея, который пришелся на 20 марта 2012 года. Поэтому нет, это железно не так».
То есть, предлагая Путину отобрать у Эрмитажа Щукина — Морозова, она уже знала, что ее директорство закончилось?
«Нет, она могла об этом не знать, — пожимает плечами З. И. Трегулова[738]. — Но решение было принято — я знаю об этом точно».
Я. К. Саркисов рассказывает[739], что однажды, в марте 2012 года, он приехал на аудиенцию к министру культуры Авдееву и тот «достал из ящика стола тепленькую свеженькую резолюцию Путина, который был тогда премьер-министр, на письме самого Авдеева и Набиуллиной», где указывалось, что после празднования 100-летнего юбилея ГМИИ ее нужно заменить, и на это место предлагалась Трегулова. И резолюция была — «Согласен». Саркисов не стал рассказывать об этом письме ИА — которая на тот момент не знала ничего, однако «у нее в Минкульте были связи, такой документ не уберечь»; кроме того, он «попросил тех людей, которые помогали делать визит Путина» на Караваджо, в декабре 2012 — «чтоб позвонили намекнули ей».
О том, что бумага о замене ИА к моменту прямой линии была уже подписана и «с самого верха шло указание», говорит и А. Бусыгин[740]: и, соответственно, «прямая линия и весь этот вопрос о ГМНЗИ точно не был решающим, не в нем дело».
Все это означает, что, по всей видимости, формальным «палачом» ИА пришлось стать В. Мединскому, занявшему пост министра культуры в мае 2012-го. За несколько месяцев он подготовил и утряс — с АП, самой ИА и ее возможными преемниками — варианты замены; и, видимо, ИА поставили какой-то дедлайн: лето 2013-го, через год после 100-летия Музея.
Соответственно, видимо, с осени 2012-го — минимум за полгода до прямой линии, поняв неизбежность увольнения, она стала делать все возможное, чтобы: а) найти наилучший вариант преемника; б) выиграть свои Левктры и Мантинею: «восстановление ГМНЗИ».
И, отправляясь в устье Невы на абордаж, она все уже знала; соответственно, ее «вопрос» вовсе не был неожиданным «самоубийством», на манер вдруг выбрасывающихся на берег китов: она, во-первых, была уже обречена — и не рисковала даже репутацией, которая была высока настолько, что не получила бы критических повреждений, а во-вторых, помимо собственно «куража», у нее было еще кое-что.
Большинство собеседников, с которыми автору удалось обсудить эту тему, во-первых, настаивают, чтобы их имена не назывались, потому что опасаются судебных исков или вовлечения в конфликтные отношения, а во-вторых, говорят, что ИА пошла против МБП не один на один, экспромтом, она готовилась, и у нее были союзники, которые ее «поддерживали», «подталкивали» и «подогревали».
И это гораздо больше похоже на правду: разумеется, она с ее опытом понимала, что ей одной такое не осилить.
Сам МБП тоже сомневается, что ИА действовала на прямой линии в одиночку. Публичная конспирологическая версия, которой МБП «объяснял» демарш ИА, состояла в том, что та — сознательно или бессознательно — лоббирует интересы московского туристического бизнеса и владельцев элитной недвижимости: перемещение 150 картин из Петербурга в Москву, по его словам, привело бы к тому, что «цены на дорогую недвижимость возле Кремля сильно выросли бы»; и это заявление свидетельствует вовсе не о деградации интеллектуальных способностей директора Эрмитажа: какой еще туризм, какая недвижимость — а о том, что он подает знак беды: Антонова — орудие в руках гораздо более крупных фигур, помогите, SOS!
Вопрос в том, кому, собственно, кроме нее, могло понадобиться ввязаться во вселенский скандал ради того, чтобы 150 картин переехали из одного госмузея в другой? Пусть даже ввязаться не самому — а (как вполне лояльные текущей власти бизнесмены финансируют оппозицию — на всякий случай) выставив ИА на передний план, самим при этом оставаясь в тени и ничего особенно не теряя: вдруг у нее получится пробить стенку?
Видимо, те, в чьих интересах было иметь статусный «супермузей», «аналог Орсе», именно в Москве; возможно, получив доступ к распределению прибыли от этого, еще раз повторим, по сути, станка, печатающего валюту. Возможно, вовлечение ИА в эту византийскую интригу должно было расчистить путь для ее преемника — которого можно выбрать, у которого будет очень много возможностей и на которого, в отличие от ИА, у третьих лиц могли быть рычаги воздействия.
И в любом случае ИА была для этих «неназванных людей» Х хорошим тараном — одно дело, если бы сам Х потребовал отнять картины у Эрмитажа, и совсем другое — Антонова, пользующаяся всеобщим уважением.
Кто же, кто же именно? Практически все источники автора называют одни и те же имена — банкир, основатель фонда «Поколение» П. О. Авен и гендиректор Первого канала К. Л. Эрнст, но «не под диктофон» — даже несмотря на то, что К. Собчак еще в 2013-м публично раскрыла этот лжесекрет («выступление на прямой линии, которое состоялось, как я понимаю, благодаря другому <речь сначала шла о П. О. Авене> попечителю в этом Совете, Константину Львовичу Эрнсту»[741]).
МБП, узнав о существовании тех, кто в числе потенциальных союзников ИА в вопросе о ГМНЗИ называет К. Эрнста и П. Авена, замечает лишь, что знает о предположениях, будто бы «это было все спланировано»[742].
Между двумя этими предположениями нет никакой связи, но М. Б. Пиотровский осознает, что «Эрнст и Авен до сих пор солидарны с Ириной Александровной и считают, что это правильная мысль — о создании такого музея в Москве. Они считают, что это хорошо, и Ирине Александровне помогали»[743].
В любом случае, несмотря на то что и К. Л. Эрнст, и П. О. Авен люди достаточно непубличные, особого секрета из своих мнений на этот счет они сами не делают: так, после панихиды по ИА К. Л. Эрнст счел нужным отметить, что «появление… мегамузея новой западной живописи — полного объединения коллекций Щукина и Морозова… было бы лучшим памятником Ирине Антоновой»[744].
С этой «идеей» неплохо коррелирует тот факт, что парадный, 2012 года, фильм Л. Парфенова про Пушкинский — где в центре история Щукина — Морозова
