Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин

И все же 1 июля 2013 года произошло событие, против которого ей так и не удалось сотворить защитное заклинание.

XXXVI

Никола Пуссен

Слепой Орион ищет восход солнца. 1658

Холст, масло. 119 × 183 см

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

У Пушкинского с Пуссеном, благодаря небольшой, но весьма впечатляющей коллекции вещей[729], «особые отношения», это второй по важности, после Рембрандта, для идентичности Музея художник из старых мастеров, поэтому всякий раз, когда здесь оказываются «родственные» вещи «французского Рафаэля», — это событие. Так было и с «Триумфом Флоры» из «Дрездена», и с «Орионом» из Метрополитен-музея.

«Слепой Орион ищет восход солнца», доставленный в ГМИИ в 1972 году — из той же серии, что эрмитажный «Пейзаж с Полифемом» и пушкинский «С Геркулесом и Какусом», — идеальный «героический» пейзаж, «остраненный» за счет причудливого стаффажа. Гигант — помельче гойевского «Колосса», но покрупнее кустодиевского «Большевика» — нашаривает дорогу сквозь горные заросли, на плечах у него крошка-циклоп, над головой — гало из клубящихся облаков, на одной из тучек — средних размеров дама в костюме охотницы, внизу, в зарослях, — несколько мелких фигурок; голова кружится и от согнутого в дугу ландшафта, в котором ощущается колоссальная концентрация потусторонних сил, и от рассогласованности размеров: непонятно, от какого стандарта в этих краях отталкиваться, кто здесь — норма, а кто — отклонение. Расшифровка (напоминающая мини-либретто какой-то генделевской оперы) — ослепленный за неблаговидное поведение Орион пытается, с помощью поводыря Кедалиона у себя на плечах, Гефеста внизу и Артемиды наверху, обнаружить путь к солнечным лучам — Аполлону, способному исцелить его увечье, — вызывает еще больше вопросов; имена персонажей — плохой ключ к картине. Диссонанс от цирковой разницы в размерах изображенных существ уравновешивается гармонией ландшафта; свитые в наэлектризованные сгустки торренты полупрозрачной ночной мглы соединяют невидимый наблюдателю сосуд с «магией» справа с клубами сценического дыма и золотистыми облаками наверху. Точный маршрут гиганта неизвестен, но ясно, что круговорот жизни в природе запущен, пенек на переднем плане пророс новой зеленью неспроста, Солнце близко, испарения прольются влагой, ночь останется за плечами, Орион вот-вот прозреет, и это неизбежно.

1 июля 2013 года появилось сообщение, что приказом министра культуры Владимира Мединского И. А. Антонова уволена по собственному желанию.

Вопрос, почему ИА освободили от должности, имеет, казалось бы, довольно простой ответ — потому что ей был 91 год: однако неопределенно-личная конструкция «пора и честь знать» никого не могла ввести в заблуждение — и никого не устраивала; Антонова собиралась и по всем признакам должна была остаться директором как минимум до своих 100 лет — и поэтому приходилось искать альтернативное объяснение этого события. Наиболее часто дежурными конспирологами выдвигались следующие версии.

Потому что этого потребовал Пиотровский — после того, как на прямой линии ИА попыталась заполучить принадлежавшую Эрмитажу половину коллекции Щукина — Морозова: пожаловался на нее в Кремль — э вуаля.

Потому что ИА не позволяла развернуть коррупционные схемы при строительстве Музейного городка, точнее, «мешала возведению Музейного городка на более выгодных для кого-то условиях». «ИА не подписала ни одного "левого" документа, не позволяла проводить коррупционные или откатные схемы. Поэтому и была смещена на формальный пост президента музея»[730][731].

Потому что на это место хотела поставить кого-то В. И. Матвиенко.

Потому что М. Е. Швыдкой хотел назначить на это место М. Д. Лошак.

Потому что ИА не сумела наладить отношения с попечительским советом (Набиуллина и Ко).

Потому что она перешла дорогу П. О. Авену / М. Э. Куснировичу.

Потому что она — полагая, что лучше всех представляет интересы государства, — была «не очень договороспособная», то есть, например, сама решала, какие вещи выдавать на выставки, а какие нет — даже если запросы шли с самого верха; «и это шло вразрез с новой реальностью, нужен был кто-то не такой радикальный»[732].

Все это напоминает известный анекдот про Наполеона, который в разгар какой-то битвы спросил одного из своих командиров, почему пушки не стреляют. «Сир, на то есть тридцать причин. Во-первых, у нас нет снарядов, во-вто…» — «Спасибо, этого достаточно».

По правде сказать, гораздо любопытнее выяснить, почему ее увольнение, которое могло и должно было сопровождаться почетными, в лучших традициях советского чиновничьего лицемерия, проводами на заслуженный отдых, обернулось безобразным, в духе романов Достоевского, скандалом.

И вот чтобы понять это, нам придется вновь вернуться к событиям, произошедшим за два месяца до 1 июля.

Есть разные мнения относительно того, что же в действительности случилось на 189-й минуте прямой линии, где все участники так или иначе выглядят, мягко говоря, необычно — по сравнению со своими рутинными публичными появлениями. Так, искусствовед К. Акинша уверен, что все происходившее было абсолютной неожиданностью не только для Пиотровского, удивление Путина — абсолютно искреннее[733].

По словам МБП, однако ж, «Путин был в курсе: он четко и ясно отвечал: они же все выставлены, я видел. По российским законам экспонаты можно изъять из музея, только если они плохо содержатся или с музеем договорились. Так что я уверен, что он представлял, о чем говорил»[734]. М. Е. Швыдкой также дает понять, что «обращение не было неожиданностью для президента»[735].

А ИА? Несмотря на то что позже она заявляла, что «ее выступление на прямой линии не готовилось заранее — она заявила тему своей реплики, но пришла в студию, не зная, дадут ей микрофон или нет»[736], — судя уже хотя бы по свидетельству И. Бакановой, ИА, побывав предварительно на Старой площади, знала, что ей позволят задать «тот самый» вопрос (и, поскольку жанр прямой линии подразумевает публичное исполнение заветных желаний — у нее есть шанс). Возможно (судя по его реакции — и мгновенной, и отложенной — на монолог ИА), единственный, кто в самом деле не знал, что именно там произойдет, — это МБП: «Там было очень напряженно. Я понятия не имел. Была интрига: мне сказали, что я должен был прийти, я думал, чтобы высказаться о новом здании Мариинского театра… Я и представить не мог, что это все может случиться, совершенно ошалел». «И Ирина Александровна, надо сказать, нервничала и пыталась Путина спровоцировать, чтобы он сразу сказал что-то. При этом она ему говорила — вы понимаете, что это означает, что нужно передать картины?»[737]

Что в значительной мере дает ключ к этой сцене — так это свидетельство З. И. Трегуловой, которая на вопрос, осознавала ли ИА, что вступать в публичную вражду с путинским прокси М. Б. Пиотровским было для той, по сути, социальным