Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран
Я применила понимание Куаша о том, как Святой Дух нисходит на нас на протяжении всей истории, как прошлой, так и будущей, посредством воображения и пророческих произведений искусства. В контексте фильмов фон Триера это происходит благодаря столкновению повествовательного и символического стиля через изображение и звук, которые сами по себе являются содержанием. Фильмы говорят с нами пророческим голосом, он не слышен так же, как человеческий голос, но вырывается наружу в неожиданных, запятнанных и разорванных пространствах. Этому способствуют мифические структуры и символы, корни которых простираются за пределы нашей индивидуальности и уходят в фундамент нашей общей человечности. Если голос является пророческим, то он слышен прежде всего как голос обличающий, который обнажает, судит и обвиняет нас в зле посредством символов запятнанности, греха и виновности.
Изучение фильмов фон Триера с точки зрения сходства с другими художниками-пророками в библейской традиции выявило аналогичную закономерность, хотя и немного отличающуюся, поскольку вместо режиссера я исследовала пророческий голос самих фильмов. Они раскрывают страсть к уничтожению идолопоклонства, погружают нас в нашу борьбу со смертью и характеризуются дестабилизирующим разрывом или шоком. О Святом Духе в фильмах говорится как о чем-то значимом, хотя и косвенно, но, пожалуй, наиболее ясно воспринимаемом как присутствие Бога в «Картинах освобождения», «Рассекая волны» и «Антихристе».
Миф – это материал, из которого сотканы сюжеты фон Триера, придающий им связность. Он открывает и направляет два потока развития сюжета: образное, актуальное, современное повествование, способное раскрыть новые мифы, такие как кинематографический взгляд Америки на свою роль в восстановлении Германии, но в то же время повествование возвращает к первоначальному творению / адамическому мифу и символам, раскрывающим и рассказывающим историю мифа внутри самого повествования.
Символы могут правдиво рассказать о мифе в рамках повествования, даже если между ними не прослеживается прямой связи. Но именно это позволяет сюжету раскрываться во многих смысловых слоях (эксцесс, таинство), полностью сохраняя при этом внутреннюю связность, поскольку символы всегда восходят к изначальному творению / адамическому мифу о духовном конфликте, о котором говорит Рикер, и вытекающим из него исповеданию веры и развитию христианской традиции. Как духовный конфликт, так и христианская традиция могут быть очевидны только в лежащем в их основе потоке мифических сюжетов (в «Картинах освобождения», «Танцующей в темноте» и «Антихристе», например). Символы прокладывают траекторию повествования и его окончание, если остаются верны мифу. В фильмах фон Триера эти символы проявляются через изображение и звук, форму и стиль. Повторяя истины изначального творения / адамического мифа о происхождении зла через символическую эстетику изображения и звука, фильмы воплощают пророческий голос. При этом я также предположила, что они делают это независимо от автора, который их снял.
Истории, восходящие к первоначальному творению / адамическому мифу, «изображают священное», как говорит Рикер, в соответствии с библейским словом. Когда этот изначальный миф забывается или отрицается, его заменяют новые, созданные в мире, который отвергает какую-либо связь с духовной реальностью, а также с присутствием и действием Бога в мире. В фильмах фон Триера такой мир становится непроницаемым, ограниченным во времени, способным отражать только сам себя, слепо позволяя своему злу доминировать и разрушать его, как мы видим в «Элементах преступления», «Европе» и «Меланхолии». Зло разрушает надежду, но еще оно разрушает всю человечность, и в некотором смысле мир таким образом «рассоздается», как предполагает августиновский взгляд на зло. Его траектория меняется на противоположную, что приводит к апокалипсису «Меланхолии» или миру, где Дух Божий больше не движется внутри него, больше не созидает, не вынашивает и не рождает его жизнь.
Когда Святой Дух находит восприимчивого зрителя/получателя, Дух встречается с ним, открывает ему произведение пророческого искусства третьего порядка как откровение, и через рефлексию получатель так или иначе отвечает на него. Когда он отвечает положительно, Дух увлекает зрителя/получателя все дальше и дальше внутрь, к началу отношений с этим Богом, которого он не может видеть и слышать, но о котором он знает, которого можно познать и обрести. Когда он свидетельствует об этом откровении и о том, что оно сформировало его, возникает новый герменевтический круг.
Хотя исследования о фон Триере бурно развиваются, я хотела бы с сожалением подчеркнуть их отсутствие в христианской науке. Если они и появляются, то, как правило, их темы ограничены такими очевидными фильмами, как «Рассекая волны» или «Догвилль». Об этих фильмах написаны прекрасные работы. Но теперь необходимы свежие, проницательные теологические труды об обеих частях «Нимфоманки», «Доме, который построил Джек» (очевидно снятого по мотивам «Ада» Данте) и прочих фильмах. Когда ученые-теологи, включая меня, все-таки начинают работать с его фильмами, возникает соблазн писать о них в рамках теологии, вместо того чтобы теологически исследовать критику несправедливости, власти, смертной казни, иммиграционной политики и так далее внутри них. Важно отметить, что в исследованиях по «Догвиллю» теологически представлена феминистская точка зрения и особо затрагиваются проблемы социальной несправедливости, но теологическое взаимодействие с более масштабными проблемами не должно заканчиваться на этом. Чтобы этот голос был услышан, необходимы многочисленные научные статьи с различных точек зрения христианской традиции, в которых теологическая перспектива будет сочетаться с политической формой, философией, литературой и другими дисциплинами. Если ученые в области этики, психоанализа, политики, литературы и других дисциплин пишут о фильмах фон Триер с достоинством и уважением, то разве нам нечего сказать об этом? Мы должны исследовать труднодоступные нам темы, обращаться к ним и говорить о них. Существует не так много работ об этом художнике-пророке, обладающих теологической глубиной. Эта книга – только начало. Особым образом она аналогически связывает ветхозаветного пророка с художником-пророком и рассматривает пророчество через повествование и пророческий голос, через миф и символ как форму и стиль. Роль художника-пророка отличается от роли художника в христианской традиции, чье творчество в значительной степени может отражать добро, красоту и истину или даже то, что несет сакраментальное свидетельство. Данная работа показывает пророческое искусство, способное тревожить, приводить к душевному надлому, обнажать наше зло и в то же время судить и обличать нас через фильмы Ларса фон Триера. Оно нуждается в более широком изучении и понимании того, чем является художник-пророк и что значит обладать пророческим голосом в любых видах и формах искусства, заставляя мир столкнуться с темной стороной великолепия и ужаса Бога.
