Ложечник - Марьолейн Хоф
— Так и произошло, — подтвердил Кундер. — К нашему большому удивлению, мы получили известие от господина Дабберталя, человека, о котором раньше ничего не слышали. Он сказал, что видел мальчика, который выглядит как вылитый Холдерлинг.
— Не мог он меня раньше видеть, — буркнул Янис. — Он просто явился на скалу среди ночи и…
— Как бы то ни было, — остановил его Кундер. — Он тебя нашел.
Ассерик поправил воротник.
— Мы очень беспокоились. Всё оказалось еще хуже, чем мы думали. Нам сообщили, что живешь ты в хижине, тебя заставляют работать, и прочие ужасы.
— Я делал ложки, — попытался объяснить Янис. — С цветами и животными. У меня есть резцы и ножи, и если вы дадите мне дерево…
— Ножи? — оживился Кундер. — А ты умеешь с ними обращаться?
— У вас здесь есть древесина? — спросил в ответ Янис и сам посмеялся над своей глупостью: конечно, дерева в этом доме навалом, в каждой комнате стоят шкафы и диваны, стулья и столы. — Такая древесина, из которой можно вырезать, — уточнил он. — Если дадите мне кусок дерева, я покажу, как делаю ложки.
— Это ни к чему, — сказал Ассеррик. — Тебе больше незачем обременять себя примитивным физическим трудом. Но инструменты можешь оставить. Мальчики ведь любят ножи, правда?
— Мы тоже были молодыми, — подхватил Кундер.
— И любили приключения! — воскликнул Ассерик.
Поверить в это было трудно. Ассерик был какой-то закостенелый и чересчур худой. На нем были облегающие штаны, высокие сапоги и черный сюртук с блестящими пуговицами. На шее был повязан платок. Кундер был полный. У него лоснились щеки и имелся второй подбородок, а сюртук еле сходился на животе. Оба они выглядели такими серьезными и так мало походили на мальчиков, что представить, как они ввязываются в какие-нибудь приключения, было совершенно невозможно.
Кузены встали.
— На сегодня достаточно, — объявил Ассерик. — Пусть всё это сперва уложится у тебя в голове.
— Еще кое-что, — добавил Кундер. — Мы будем называть тебя именем, которым тебя нарекли твои родители. Твое настоящее имя — Фолкер Людгер Рулеф Холдерлинг.
— Меня зовут Янис, — поправил Янис.
— Это уже в прошлом, — отмахнулся Кундер.
Ассерик улыбнулся Силке.
— Покажи Фолкеру конюшню. Пусть посмотрит, куда мы определили его собаку.
Янис хотел еще спросить, как Схенкельман, или Дабберталь, как называли его кузены, нашел хижину. И давно ли они узнали, где он. И что случилось с Фридом. Но, прежде чем он успел задать хотя бы один из вопросов, кузены удалились из гостиной.
Тогда захоти
Янис с Силкой прогуливались по дорожке, посыпанной гравием, вдоль ряда деревянных кадок с молодыми деревцами. Какой-то человек подстригал веточки большими ножницами. Когда брат с сестрой проходили мимо, он отложил ножницы и снял шляпу в знак приветствия.
Силка в ответ помахала рукой.
— Когда ты узнала, что я приду? — поинтересовался Янис.
— Мне сообщили об этом две недели назад.
— А вот я ничего не знал о твоем существовании, пока не увидел тебя собственными глазами.
Силка остановилась прямо посреди дорожки.
— То есть только сегодня утром?
Янис задержал на ней взгляд чуть подольше. Она до сих пор вызывала в нем стеснительность. Ее глаза и искусно заплетенные волосы. И воротник красного платья, который обрамлял ее шею, такую чистую, что он невольно задавался вопросом, как долго она ее оттирала. И впервые в жизни он застыдился своей собственной шеи, которую не отмоешь никогда, так глубоко въелась в нее грязь.
— Ты еще не всё знаешь, — сказала Силка.
Она так и стояла перед ним. Он пытался смотреть мимо: нельзя же всё время ее разглядывать.
— Рассказать? — спросила она.
Глупый вопрос. Он ведь не знает, о чем рассказ и захочется ли ему это слушать. Как тут ответишь?
— Только сперва пообещай, что никому не скажешь.
— Мне не обязательно это знать, — отказался Янис.
Хочет что-то сказать — пусть говорит, а нет — пусть молчит.
— Кузены врут, — внезапно заявила Силка.
— Обо мне? — удивился Янис.
А о ком же еще? Они почти всё время только о нем и разговаривали. Рассказали, где он родился, и как…
— Или о Фриде?! — встрепенулся Янис. — Они врут о Фриде?
— Сперва пообещай, — потребовала Силка.
— Обещаю!
— Они врут о папе и маме! — выпалила Силка.
— Не о Фриде?
— Фрид — это тот старик? — пожала плечами Силка. — Зачем бы они о нем стали врать? Папа поссорился с дядей Радиком, вот я о чем!
Янис, не говоря ни слова, зашагал вперед, оставив Силку позади. Он знал, где конюшня, видел, в какую сторону Бенно повел Локу. Какое ему дело до чьей-то ссоры? Он-то надеялся услышать про Фрида.
Силка его догнала.
— Карп не был испорченным.
Янис ускорил шаг.
— Зачем ты от меня убегаешь? — возмутилась Силка.
— А зачем ты мне рассказываешь про какую-то там рыбу?
Силка догнала его еще раз и положила руку ему на плечо.
— Ассерик и Кундер врут про карпа! — Ей приходилось почти бежать, чтобы угнаться за ним. — Вильма говорит, что он был совершенно нормальный.
Янис оттолкнул ее руку.
— Она-то знает, она же сама кухарка!
Дорожка вывела их на площадку перед конюшней.
— Я отведу тебя на кухню, — пообещала Силка. — Вильма сама тебе всё расскажет.
— Вильма готовит еду? — заинтересовался Янис, вдруг почувствовав голод.
Дверь конюшни была открыта.
Вместо ответа Силка прошептала:
— А теперь об этом больше ни слова. Нас может услышать Бенно.
Как будто это Янис болтал всё время без умолку.
Конюшня разделялась надвое широким проходом. По обе стороны стояли лошади, каждая в отдельном стойле. Лошади тянули морды над перегородками. Один большой черно-коричневый конь понюхал голову Яниса.
— Это Барг, — начала рассказывать Силка. — Вместе с Оде его запрягают в карету.
В открытом стойле в самом конце конюшни подпрыгивала, виляя хвостом, Лока. На ней был ошейник на длинном ремне, привязанном к кольцу в стене конюшни.
— Хорошая собака, — сказал ей Янис.
Играя, она попыталась цапнуть его за икры.
В конюшню вошел Бенно с метлой в руке.
— Простите, молодой господин. У нас нет собачьей будки. Но если бы господин Кундер разрешил взять немного досок и гвоздей…
— У госпожи Требс она тоже спала на конюшне, — успокоил его Янис. — Рядом с коровой. И к осликам она привыкла.
— Люди с людьми, а животные с животными, — улыбнулся Бенно. — Вот как у господина Кундера заведено. — И он принялся мести пол в
