Артек. Сквозь столетия - Елена Ольшанская

– Признаться, удивлён вашему благородству, юноша! – ответил генерал.
– Я просто хочу, чтобы, глядя на эти часы, они помнили, кто их предки, и с достоинством носили фамилию Неверовские, – произнёс Митя, и в этот момент он был искренен как никогда.
– Даю слово, вас достойно воспитали ваши родители. Не имею чести знать их, но передайте им мою благодарность, – с огромным уважением сказал генерал.
Митя же был по-настоящему счастлив. Разговаривая с генералом, он, конечно, не видел того, как стоящий неподалёку Птичкин закатывал глаза и делал ему всякие знаки. Андрея Андреевича не на шутку взволновало, когда Митя отказался принимать подарок, он даже отложил тарелку с едой, на которой оставалось ещё целых две картофелины. Птичкин точно был далёк от тех мыслей, которые посетили в этот момент Митю, и мечтал только об одном – поскорее вернуться в 2025 год.
– Он же тебе их сам давал... – горестно произнёс он, когда генерал Неверовский попрощался с Митей и сел на коня. – Как же мы теперь?
– Не смог я взять их, Птичкин. Понимаешь? – ответил Митя. – Тамара должна встретить прадедушку. Папа должен родиться и жениться на маме... И часы должны пройти свой путь. А мы? Думаю, я зря столько значения придавал часам. Дело не в часах, дело во мне. И вот ещё что...
Митя достал из кармана шишку и внимательно посмотрел на неё, как будто хотел удостовериться в своей догадке.
– Я всё думал, почему Дерево нам дало шишку? Почему 1812 год? Почему это всё с Артеком связано? А сейчас понял – Пушкин!
– Точно! – сообразил Андрей Андреевич. – Дерево посадил Пушкин, когда приехал в Крым! Вот почему он первый артековец! А ты мне не верил!
Всё верно понял Птичкин. Пушкин должен получить эту шишку, чтобы посадить будущее Дерево Желаний, а передать её должны они – Митя и Андрей Андреевич.
– Скорее собираемся! В дорогу, в Питер! – скомандовал Митя. – Нам нужно отдать шишку Александру Сергеевичу.
– Я, конечно, очень люблю Питер, даже обожаю, но только Пушкин сейчас не в Питере, а здесь, в лагере, – ответил Птичкин и огляделся по сторонам. – Вот только что где-то тут ходил.
И в ответ на недоумённый взгляд Мити объяснил:
– Он отказался уезжать, не попрощавшись с тобой.
Вот это номер!
До свидания, Пушкин!
Саша Пушкин не терял времени даром. Ожидая возвращения Мити, он бродил по окрестностям военного лагеря и сочинял стихи. Вдали от городской суеты Муза посещала юного поэта чаще, а военная обстановка только добавляла драйва. Муза нашёптывала Пушкину такие строки, услышав которые, его наставник Державин подпрыгнул бы до потолка от восторга. Когда юный Саша прочитал ему свои «Воспоминания о Царском Селе», вот эти:
...Сквозь мрак времен, сквозь бурь, гоненья,
Светила слава нам одна:
Её мы чтили с упоеньем,
Её наследство – нам цена.
Когда ж падёт младая сила,
И в сердце мрак заменит свет,
Ты, муза, зиждительница мира,
Забвенью не предашь поэт!
Державин был так восхищен, что даже встал с места. А ведь это сочинил мальчик в тринадцать лет! Сейчас же юный Саша ловил от своей Музы строчки, которые были очень важны для нашей истории: «...там чудеса, там леший бродит, / Русалка на ветвях сидит».
– Эх, что же дальше?.. – спрашивал Саша Пушкин то ли самого себя, то ли верную Музу, которая неотступно летала рядом.
– Пушкин, вот ты где! – радостно воскликнул Птичкин, подходя к Саше.
Митя, Саша и Андрей Андреевич обнялись, как старые добрые друзья. Но через секунду Пушкин отстранился, словно что-то невидимое, но властное завладело им.
– Господа, подождите... – сказал он и забормотал себе под нос: – Так, сначала. У Лукоморья дуб зелёный...
– Саша, прости, но у нас очень мало времени! – сказал Митя, вынимая из кармана шишку. – Послушай, это шишка от Волшебного Дерева желаний, которое перенесло нас к вам из 2025 года.
Пушкин с удивлением посмотрел на Митю. Даже с его богатым воображением было очень трудно поверить в такую историю.
– Прости, но ты не слишком рано из госпиталя вышел? – осторожно спросил Александр Сергеевич.
– Саша, я понимаю, это звучит как бред, но это правда!
Митя с надеждой смотрел на Пушкина, но тот явно не хотел верить. Неожиданно на помощь пришёл Птичкин с убойным аргументом. Если бы не он, Митя сам точно бы не сообразил.
– У Лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом.
Идёт направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Андрей Андреевич продекламировал, и у Пушкина глаза на лоб полезли.
– Как?! Я же только что это сочинил! – воскликнул изумлённый Александр Сергеевич. – Вы, что, действительно из будущего?!
– Да, поверь! – сказал Митя и снова протянул шишку. – Смотри, это шишка секвойи.
– Шишка секвойи? – Пушкин взял её и отвёл руку. – На чудном бреге Лукоморья растёт зелёная секвойя...
– Нет, нет, – испугался Птичкин. – Ты всё правильно до этого говорил, про дуб пиши!
– Посади эту шишку, когда приедешь в Крым, в лесу, недалеко от Гурзуфа, – попросил Митя.
Как будто в ответ на Митины слова шишка вдруг засветилась ярким золотым цветом. Все трое замерли и несколько секунд не могли оторвать от неё взгляд.
– Ого! Какая удивительная вещь! – вымолвил наконец Саша Пушкин. – Расскажите ещё что-нибудь про неё!
– Прости, но нам пора! Прощай, друг! – сказал Митя.
– Ты только, это, стрелять потренируйся! – добавил Птичкин.
Митя и Андрей Андреевич прикоснулись к шишке и прикрыли глаза. Шишка вспыхнула ещё ярче, на мгновение ослепив Пушкина. Когда она потухла, ни Мити, ни Андрея Андреевича уже рядом не было.
– Ничего себе... – изумлённо произнёс слегка обалдевший Саша Пушкин. – Кому рассказать – не поверят! Хм... Шишка от Волшебного Дерева...
Пушкин покрутил шишку в руках, и на его лице заиграла загадочная улыбка. Возможно, именно в этот момент у Александра Сергеевича чуть-чуть забрезжила идея будущей поэмы «Руслан и Людмила», в которую и вошёл знаменитый пролог «У