Пустая комната №10 - Серафина Нова Гласс
Теперь она здесь, в комбинезоне, как у братьев Марио, вечно заляпана шпатлевкой, ведет себя как параноик и все потеряла. Это странно. Она от кого-то прячется? И почему в буквальном смысле захлопывает дверь у меня перед носом, когда я хочу с ней поговорить? Больше я ждать не собираюсь. Мне нужны ответы. Не знать и придумывать воображаемые события – это пытка, и мозг уже закипает, так что терпеть я больше не намерена.
Я ждала достаточно долго, уже смеркается, и Каллуму пора вернуться. Я точно не собираюсь ему звонить или писать. То, что я обнаружила, его потрясет, и первым делом я должна рассказать ему. И он поможет мне составить верный образ женщины, которую я вижу перед собой.
Я приветственно киваю Розе и Кристал – они тихо сидят на складных стульях перед квартирой последней и курят. Потом огибаю угол, направляясь к двери Каллума, стучу по оконному стеклу и зову его. Ответа нет.
– Каллум! – снова говорю я и дергаю за ручку.
К моему удивлению, дверь открывается. Она не заперта, то есть либо он дома, либо Касс не закрыла квартиру, когда ушла, сделав свою работу, уж не знаю какую. Я оглядываюсь, чтобы проверить, не смотрит ли кто, еще раз зову Каллума и прислушиваюсь. Тишина.
– Привет, – говорю я и робко вхожу в квартиру.
Я понимаю, что его точно нет дома и мне не следует здесь находиться, но по какой-то причине не ухожу. Еще раз быстро взглянув на бассейн и парковку, я проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь.
Квартирка совсем крохотная, максимум пятьсот квадратных футов, ведь ее переделали из придорожного мотеля. Почти все осталось прежним. Микроскопическая встроенная кухня – справа от входной двери. Прямо передо мной небольшая гостиная, на первых этажах раздвижная стеклянная дверь ведет на малюсенькую бетонную площадку, куда можно поставить гриль или что-то еще, а на вторых этажах – выход на балкон. Слева узкий коридор в ванную, справа спальня.
Моя квартира почти такая же, и я осматриваюсь, пытаясь понять, что не так, потому что все здесь кажется каким-то странным, не знаю, по какой причине.
На кухне чисто, ни замоченных сковородок в раковине, ни пивных бутылок на столешнице. На журнальном столике все еще стоят несколько банок и валяется футболка. Воздух горячий и спертый, значит, Каллум так и не починил кондиционер. Я иду в коридор и рассматриваю ванную из дверного проема. Тумба под раковиной открыта, а на полу лежит разводной ключ рядом с ведром, в которое, похоже, текла вода, но теперь труба сухая.
Я открываю шкафчик с лекарствами. Боже, чувствую себя как чокнутая сталкерша. Что я здесь делаю? В шкафчике нет ничего особенного: бритва, одеколон, гель для волос. Я закрываю его. Надо убираться отсюда.
Выключаю свет в ванной и выхожу и тут замечаю напротив закрытую дверь в спальню. По какой-то причине она вызывает у меня любопытство. Он живет один. Без животных. Зачем закрывать дверь? Возможно, нет никаких причин и я потихоньку схожу с ума, но все равно решаю ее открыть.
Внутри темно, но в лучиках света, просачивающихся по краям закрытых жалюзи, я вижу, что вся мебель, кроме кровати, накрыта белыми простынями. От этой призрачной картины холодеет кровь. Я думаю о Лили, возможно, это своего рода дань уважения – сохранить ее вещи или… Я не совсем понимаю, что именно, но только это приходит в голову.
Порыв убраться отсюда подальше уступает желанию узнать, что скрывает Каллум, потому что увиденное со всех точек зрения странно. Я иду к контурам комода, хватаюсь за ткань и срываю ее, но под ней не комод. Здесь вообще нет мебели.
У стен спальни Каллума аккуратными стопками сложены картины Генри. Десятки картин, и на всех один образ. Лицо Лили, жены Каллума.
Просмотрев флешку Генри и поняв, что у него был роман с Лили, я решила прийти к Каллуму, чтобы мы посочувствовали друг другу и разобрались, как это произошло и к чему привело. Я не сомневалась, что его это потрясет не меньше, чем меня… а он знал. Все это время, когда я рыдала перед ним, когда спрашивала о Касс, Розе и проклятой школьнице, он знал. И ни разу не сказал мне правду. Услышав о романе Генри, сделал вид, будто его это удивило. А все это время пропавшие картины были здесь. И роман у Генри был с его женой. Господи, помоги.
Я срываю ткань с другой груды, которую изначально приняла за кресло в углу. Снова картины. Здесь в основном обнаженная натура.
Все они тут. Лили с длинными черными волосами и тонкими чертами лица. Даже уже серьезно больная, с жуткой худобой и синяками под глазами, она была завораживающе красива, и Генри умело это запечатлел. Он рисовал ее здоровой и смеющейся, в сарафане и с заткнутой за ухо ромашкой, а еще на больничной койке, с бледным как у призрака лицом, и на обеих картинах она потрясающе красива. Женщина, которую он любил, пока она умирала, с ней у него был роман в ее последние дни… И Каллум знал.
Я сижу на полу перед картиной, где она в солнцезащитных очках у бассейна потягивает напиток через согнутую соломинку. Одной рукой она прикрывает лицо и соблазнительно глядит на художника. От этого образа у меня перехватывает дыхание, я уже не знаю, что думать, что чувствовать. Как я могу ненавидеть умершего человека? Как могу ненавидеть ту, кого любил мой муж? И почему Каллум не сказал мне, если знал? Какая-то бессмыслица.
И вдруг я слышу, как в двери поворачивается ключ. Сердце уходит в пятки. Бежать некуда, я на мгновение замираю и прислуживаюсь. Дверь открывается и закрывается. Похоже, на пол падает сумка. Видимо, он открыл дверь как обычно, не заметив, что она не заперта, потому что не пытается обойти квартиру и не вскрикивает. Я слышу, как включается телевизор и разносится голос ведущего новостей.
Я не знаю, что делать. Может, застать его врасплох, выскочив из спальни, но я задаюсь вопросом, как он получил эти картины и не имеет ли отношения к смерти Генри, раз знал о романе. А вдруг Каллум опасен?
Но потом я решаю, что это смешно. Он потерял жену и горюет. А если картины отдал ему Генри? Каллум ведь знал, что тот рисует всех
