Сломанная стрела - Кертис Кэмерон
«Что ты думаешь?» — спрашивает Такигава Кен.
«Мне это не нравится».
Такигава Кен распахивает одну створку ворот. Гул остаётся в «Лексусе», не выключая двигатель.
Мы идём к входной двери. У меня «Глок» за поясом, как при аппендиксе. Всё может пойти не так быстро. Я поднимаю рубашку и достаю пистолет. Такигава Кен делает то же самое.
Внутри голоса. Резкий пуштунский и более модулированный английский. Талибы отдают приказы, американец пытается быть благоразумным. Удачи.
Планировка довольно стандартная. Входная дверь открывается внутрь. Окна зашторены по обеим сторонам. Такигава Кен занимает позицию позади меня. Это не кончится добром ни для кого. Возможно, ни для кого. Но Талибан добрался до Купера раньше нас, и мы играем тем, что нам сдали.
Мы держим пистолеты в поднятом положении. Я толкаю дверь. Вхожу в комнату, Такигава Кен прямо на моей заднице. Я шагаю влево, рублю, Такигава Кен прорывается вправо.
Купер стоит в гостиной, лицом к троим талибам. Он жилистый мужчина в рубашке с короткими рукавами и синих джинсах. Его лицо и руки сильно загорели от многочасового пребывания на солнце.
Один талиб направляет на Купера 7,65-миллиметровый «Токарев». Двое других держат АК-47 в низком положении. Жена Купера и его тринадцатилетняя дочь сидят на диване, застыв от страха.
Человек с «Токаревым» замахнулся пистолетом, чтобы прикрыть меня.
Он двигается в тот же миг, как распахивается дверь. Черт, какой он быстрый.
Я вытягиваю «Глок» в равнобедренном положении, направляю большие пальцы на Талиба. Я ввожу пули в цель прежде, чем он успевает попасть в прицел. Он тоже стреляет дважды. Первые пули попадают ему в грудь. С удивлением на лице Талиб падает на диван. Подросток кричит.
Два 7,65-миллиметровых патрона «Токарев» попали мне в центр тяжести. Блин о бронежилет. Попадания сотрясают меня, но я не падаю. Первый стрелок на моём участке. Я продолжаю стрелять, дважды попадаю ему в лицо. Слышу треск ещё одного «Глока» справа.
Такигава Кен стреляет крайнему справа стрелку в плечо и шею сбоку. Талиб выглядит потрясённым, поднимает руку, чтобы прикрыть багровый поток, вырывающийся из пулевого отверстия. Кровь хлещет из его…
Он пытается пальцами остановить поток. Он стоит, но его глаза закатываются. Он извивается, начиная падать. Такигава Кен стреляет в третий раз и попадает ему в левое ухо. Красные капли разлетаются по стене.
Первый талиб всё ещё сидит, сгорбившись, рядом с девочкой. Токарев свободно лежит в его правой руке. Он смотрит на меня затуманенным взглядом. Я всаживаю ему пулю в переносицу.
Перестрелка длилась менее пяти секунд.
Жена Купера — суровый человек. «Не могли бы вы прокрутить запись?» — спрашивает она. «Всё произошло немного быстро».
Я беру Токарев из безжизненных рук Талибана.
«Мы здесь, чтобы вытащить тебя», — говорю я Куперу. «Ты сделаешь всё, что мы скажем. Никаких вопросов».
Такигава Кен подметает комнату. «Чисто», — говорит он.
«Ладно», — говорю я Куперу, — «все в машину. Вы с женой на заднее сиденье, дочь в багажник».
Куперы умеют следовать инструкциям. Такигава Кен садится позади Гуля, а я сажусь на переднее сиденье. «Поехали».
Гул отъезжает от обочины. Возвращается в H-Kia по широкой северной петле. Я звоню нашему связному, говорю ему встретить нас у ворот ЦРУ.
«Ты из армии?» — спрашивает Купер.
«Мы что, похожи на военных?» — спрашивает Такигава Кен.
«Да. Значит, ты делаешь это ради денег?»
«Не знаю», — смеётся Такигава Кен. «Брид, а деньги мы получим?»
Мне становится не по себе. Такигава Кен всё ещё находится под воздействием адреналина от перестрелки.
«Не обращай на него внимания», — говорю я Куперу. «Мы делаем это в качестве одолжения старому другу. Это за счёт заведения».
«Да, — говорит Такигава Кен. — Мы делаем это ради развлечения».
«Мы не неблагодарные, — говорит Купер. — Не поймите меня неправильно».
«Всё в порядке. И не расслабляйтесь слишком сильно, мы ещё не дома».
Я смотрю в окно на охваченные паникой улицы Кабула.
Отчаяние даёт о себе знать. Люди живы, но есть ощущение, что они живут взаймы. Кажется, каждый угол занят талибами. Они носят трофейную форму Афганской национальной армии и вооружены оружием, поставленным Соединёнными Штатами.
Я рассеянно выковыриваю пули Токарева из своего бронежилета.
Положите их мне в карман.
Как мы могли это допустить?
OceanofPDF.com
2
Минитмен
«Вступаете ли вы в борьбу с врагом, выступая в роли консультанта?»
Я стою на низкой сцене, уперев руки в бока. Моя аудитория состоит из двух десятков людей в тёмных костюмах, примерно в полтора раза больше учёных в твидовых пиджаках и нескольких человек в форме армии, ВВС и морской пехоты. Это симпозиум Фонда «Минитмен» «Военные действия в XXI веке». Меня пригласили выступить от имени Дэна Мерсера. «Лонг Райфл» — один из предпочитаемых ЦРУ частных военных подрядчиков.
«Нам разрешено открывать огонь, если по нам откроют огонь», — говорю я профессору в очках. «Это не наш предпочтительный вариант».
Солидный мужчина в чёрном костюме смотрит на меня скептически. Он не учёный. Он похож на топ-менеджера корпорации из списка Fortune 500. «ЧВК известны тем, что занимаются прямыми действиями».
«Если этого требует работа, сэр».
По правде говоря, я участвовал во многих прямых боевых действиях. Мы просто не любим об этом говорить. Long Rifle не распространяется о своей наёмнической деятельности.
Костюм поглаживает его подбородок. «Мы убили двести российских наёмников в Сирии. Группа Вагнера. Они…
были воюющими сторонами».
Мне нужно перевести разговор на безопасную почву. «Они были русскими, — говорю я, — но они не были Вагнером».
"Откуда вы знаете?"
Мой взгляд метнулся к мужчинам в форме в комнате. Стальные глаза, ждущие, как я справлюсь.
«Группу Вагнера многие неправильно понимают», — говорю я.
СМИ и общественность считают их ЧВК, но это не так. Они служат в российской армии. Воздушно-десантные войска России. Связаны с 45-й гвардейской бригадой специального назначения, базирующейся в Москве. Офицеры «Вагнера» были награждены орденом Святого Георгия за действия на Донбассе в 2014 году. Россияне не вручают эти медали гражданским лицам.
«Откуда вы это знаете?»
Я провел двенадцать часов в разбомбленном подвале вместе с полковником спецназа. Измученные, мы отказались от попыток убить друг друга. Пока ракеты и артиллерия опустошали Дебальцево, мы заключили тревожное перемирие. В армейской языковой школе я учился русскому по восемь часов в день в течение шести месяцев. Спецназовская подготовка дала свои плоды. Мы с полковником даже немного познакомились. Когда всё закончилось, мы, хромая, разошлись в разные стороны.
«Это секретно, сэр».
Костюм ёрзает на стуле. Эти три слова обычно кладут конец любому разговору, но мужчина настойчив.
«Тем не менее, мы убили их всех».
Я качаю головой. «Это были не «Вагнер». У нас с российским командованием была организована горячая линия для разрешения конфликтных ситуаций. Наши ребята позвонили бы русским и сказали отвести этих ребят, потому что они были слишком близко. Если бы это были «Вагнер», русские бы приказали нам не стрелять и заставили их отступить. Как оказалось, русские сообщили нам, что эти ребята не были российскими военными. Они действовали независимо. Мы получили зелёный свет на их нейтрализацию».
Бригадный генерал, сидящий в третьем ряду, прочищает горло. «Это не секретно. Могу подтвердить, что русские, убитые в Сирии, не были членами ЧВК «Вагнер». Они были независимыми наёмниками». Генерал обращает внимание на меня. «Мистер Брид, мне кажется, этот джентльмен имеет в виду, что частные военные компании, как известно, действуют как наёмники. Вы же не станете с этим спорить».
«Нет, генерал, не знаю». Я перевожу взгляд с одного человека на другого. «Я лишь говорю, что разные ЧВК предлагают разные услуги. Деятельность этого подразделения в Сирии не является обыденностью для подрядчиков в нашей сфере».
