Аромат - Поль Ришардо

Когда Элиас уже собрался вернуться в свою каморку, его отловил запыхавшийся парень:

– Я от Норы. Вы должны явиться к ней. Немедленно.

23

Уйдя в свои мысли, Одри не услышала гомона студентов, вырвавшихся с последнего занятия. Она осталась сидеть – прямая, невозмутимая… только блестящие глаза выдавали глубокую боль. Через несколько секунд она опомнилась. Наклонилась, порылась в рюкзаке, достала коробочку для пилюль и, открыв ее, проглотила таблетку. В классе остались только она и преподаватель. Слишком поглощенный разбором своих записей, он не обращал на нее внимания. Девушка бесшумно поднялась и вышла в коридор.

Сегодня она впервые после нападения вернулась в свою школу медсестер. Момент щекотливый, но неизбежный. День прошел лучше, чем она ожидала. Многие студенты подходили к ней со словами поддержки. Но были и простые любопытствующие – эти хотели выведать детали произошедшего на вечеринке у Эмилии. Однако они отправлялись восвояси разочарованными: Одри ничего не помнила. Трудности с провалами в памяти зачастую вызывают меньше интереса, чем жестокость нападения.

Едва она оказалась в коридоре, как мысли снова вернулись к расследованию. Они с Али Аббадом, ведущим ее дело следователем, обменялись номерами телефонов еще в тот раз, когда она пришла в комиссариат подать жалобу. «Если у тебя мелькнет хоть самое смутное воспоминание или тебе захочется просто поговорить, потому что почувствуешь себя плохо, звони без раздумий». Он вел себя очень предупредительно. Не так Одри представляла себе полицию. Однако, когда она интересовалась, как продвигается расследование, ответы инспектора ее не удовлетворяли. Он ссылался на административную медлительность и процедурные сроки или намекал на какие-то ложные следы. Присланные им сообщения были осторожными и сдержанными.

Сейчас, в канун выходных, коридор быстро пустел. На улице пошел дождь, причем сильный. Стук капель о стекла напоминал бешеные аплодисменты. Одри снова порылась в рюкзаке, достала складной зонтик. И только выйдя из здания и оказавшись во власти стихии, увидела, что в нем не хватает нескольких спиц. Устремившись в поисках укрытия к автобусной остановке, она заметила на другой стороне улицы знакомый атлетический силуэт Эмилии. Та, удаляясь от нее, направлялась к центру города. После случившегося Эмилия ни разу с ней не связывалась. Хотя подобное поведение и вписывалось в бурный и изменчивый характер их отношений, обстоятельства давали Одри полное право обидеться. Кем надо быть, чтобы игнорировать подругу, переживавшую такое испытание? Глубоко задетая Одри захотела наконец внести ясность. Она попыталась окликнуть Эмилию, но хлещущий дождь заглушил голос. Оставалось два варианта: побежать за ней со сломанным зонтиком или послать сообщение, попросить обернуться. Видя, что Эмилия уходит все дальше, она выбрала второе. Пролистав сообщения в мобильнике, Одри открыла их переписку. «Ты в порядке?» Это сообщение она увидела впервые. Наверно, кликнула на него прежде, но просто машинально, не прочитав. И когда же именно это было? Одри проверила дату и время. Сердце у нее подскочило. С комом в горле она нажала на вызов. Вдали, за занавесью дождя, фигура остановилась, порылась в кармане куртки, достала сотовый, замерла на несколько секунд, глядя на экран, но все-таки ответила.

– Почему ты послала это сообщение?

– Какое?

Голос Эмилии, казалось, пробился из глубин мира.

– То, которое ты мне отправила в четыре часа в ночь, когда меня изнасиловали.

Повисло молчание.

Посреди улицы осмеливался звучать только дождь.

– Говори.

– Оставь меня в покое, Одри.

– Если ты что-то видела, скажи мне. Что ты мне голову морочишь?

Снова молчание. Еще более гнетущее, чем раньше. Сама того не замечая, Одри вышла из-под навеса автобусной остановки и встала у края тротуара. Отовсюду текла вода, и она вся промокла. Волосы прилипли к вискам. На грани слез она уговаривала Эмилию:

– Умоляю, скажи мне, что ты знаешь…

Голос сорвался. Эмилия пробормотала какие-то извинения и дала отбой. Задыхаясь, Одри смотрела, как спасается бегством та, которую она еще совсем недавно называла подругой. У Одри не было сил догонять предательницу. Ноги стали такими тяжелыми, что она, казалось, вообще не могла двинуться с места. Слезы хлынули потоком, смешиваясь с дождевыми струями. Внезапно она почувствовала себя одинокой. Чудовищно преданной, брошенной. Ею овладела злость. Охватил горький гнев. Глубоко уязвленная, она лихорадочно написала сообщение и нажала «отправить».

Лежащему на диване Аббаду пришлось смахнуть пустую коробку из-под пиццы, этот реликт обеда, чтобы нащупать телефон и прочитать сообщение. «Эмилия скрывает от меня что-то о ночи нападения». От слов Одри у него сжалось сердце. Он встал и начал расхаживать по гостиной…

Аббад не мог открыть ей тяжкую правду. С тех пор как Нора два дня назад рассказала ему об этом странном послании («Ты в порядке?» – надо же!), он все сильнее давил на Эмилию, стараясь убедить ее заговорить. С самого начала интуиция властно нашептывала ему не доверять этой девушке, и теперь он похвалил себя за то, что прислушался к внутреннему голосу. Эмилия что-то утаивала, и в конце концов это поняла даже Одри.

«Вовсе не обязательно быть суперищейкой», – сказал он себе.

Всякий раз, когда он упоминал имя Симона в присутствии Эмилии, та мигом намертво замыкалась в себе. Он знал, что ее свидетельство стало бы основой обвинения против инфлюенсера. Но, несмотря на все расточаемые им обещания защитить ее и клятвы уничтожить видео, если таковое и впрямь существует, он ничего не добился. Студентка подтвердила, что действительно послала это сообщение, но в начале вечеринки, а не под утро. Во всем, мол, виноват сбой в сети. Гипотеза, которую команда Норы уже решительно опровергла. Однако Эмилия цепко держалась за свою версию. Истина заключалась в том, что из страха перед мщением молодая женщина предпочла принести в жертву Одри.

«Я этим займусь». Энное взвешенное сообщение, посланное девушке.

Это грызло Аббада изнутри. Он вышел на кухню и затушил окурок в раковине. И привычный жест, и холодильник, в котором скучала высохшая половинка лимона, забытая на полочке в дверце, и скомканные носки, валяющиеся по всему дому, – все здесь провоняло одиночеством. Он напридумывал столько дутых оправданий, столько раз прикрывался, как щитом, пожирающей его работой, которая, мол, не оставляет времени для личной жизни, что в конце концов и сам в это поверил. Случались, конечно, кое-какие романчики, но ничего продолжительного. Его природная склонность к молчаливости гробила большинство отношений. Как только связь крепла и пара приближалась к тому роковому моменту, когда правила хорошего тона требовали признания в чувствах, Али самолично дырявил трюм, чтобы потопить корабль. А говоря серьезно, он просто никогда не испытывал тех сильных эмоций,