Аромат - Поль Ришардо
Между тем с каждой новой химической композицией он все больше злился на Алена. За время своего обучения Элиас перевидал самые разнообразные коллекции, от наклеек на дынях и раздавленных ракушек до картонных коробок с туалетной бумагой, но наставник ни разу не подумал остановиться на том, что было единственно важным, – на подборе исходного сырья. И раз уж пожаловаться по телефону было невозможно, поскольку разговоры прослушивались, он все выскажет Алену прямо в лицо – через несколько дней, когда тот приедет в центр.
В пятницу днем, ознакомившись с семейством ароматичных камфорных, он позволил себе перерыв. Не считая уборщиков, он был единственным, кто еще трудился в лаборатории. Пока вся бригада отмывала кафель на полу и на стенах, а один человек складывал в металлическую тележку грязную стеклянную утварь, оставленную накануне ассистентами, молчаливая женщина занималась полками. Она брала каждую снабженную этикеткой колбу, протирала ее тряпочкой и ставила обратно – точно на то же место, откуда взяла. Занятие кропотливое и нудное.
Из редких разговоров уборщиков Элиас понял, что ни одному из них эта работа не нравится, так что они менялись чуть не каждую неделю. Только их бригадирша, Мария, была исключением из правила – привилегия возраста и знак признания, что у нее самые надежные руки.
Элиас сходил в комнату отдыха, купил в автомате брауни и вернулся насладиться им перед панорамным окном. Еда в лабораториях была под запретом, но он полагался на молчание уборщиков и уборщиц.
С высоты своего насеста он мог обозревать парк во всем его обширном великолепии. Небо, затянувшееся грозными тучами, изгнало оттуда дряхлеющих фланеров. Пожилые люди составляли более сорока процентов клиентуры «Фрагранции». Ален как-то объяснил: люди в преклонном возрасте – наилучшие клиенты. «При помощи простого запаха клубники можно извлечь из них тысячу воспоминаний», – любил повторять он. Только Кахетель – виверра, которая прыгала, пытаясь на лету поймать синицу, – нарушала застывшую красоту пейзажа.
Элиаса вывел из раздумий звук тележек, которые уборщики торопливо выкатывали в коридор второго этажа. Им явно не хотелось сталкиваться с Шоле, направлявшимся к закутку Элиаса. Способность ольфактора передвигаться, не производя ни малейшего шума, бросала вызов любому слуху. Особенно учитывая его мощную стать. Чем ближе подходил Эдмон, тем сильнее сжимался Элиас. Он развернулся лицом к панорамному окну, запихнул брауни в карман халата и спешно проглотил недожеванный кусок.
– Доставьте мне такое удовольствие и воздержитесь в дальнейшем от еды в этом помещении, – бросил Шоле, подойдя почти вплотную.
Текли минуты; ольфактор молчал, устремив взгляд за окно. Казалось, все его внимание было поглощено тем, что происходит внизу. Потом он обернулся.
– Мой изготовитель атмосферы ушел, место освободилось.
– Это очень любезно с вашей стороны, но я стану ольфактором. С работой ассистента покончено.
Язвительный смех Шоле удивил Элиаса. Его собеседник снова отвернулся к окну и указал пальцем на Кахетель:
– Известно ли вам, что виверры, когда чувствуют опасность, выделяют из желез, расположенных рядом с анусом, желтоватую тошнотворную субстанцию? Эта липкая жидкость, тяжелая и с фекальным запахом, должна вызывать отвращение и отпугивать самых свирепых хищников. Но не худшего из них – человека. Видите ли, человек нашел этот запах столь чувственным, пьянящим и навязчивым, что решил включить выделения виверры в свои духи. На протяжении сотен лет за животным охотились и эксплуатировали его с этой единственной целью.
– Да, мне известно происхождение природного цибетона, но я не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.
Однако Шоле продолжил как ни в чем не бывало:
– Чтобы собрать ценное вещество, этих зверушек запирали в клетках, едва ли больших, чем они сами, и с силой колотили палками по прутьям. Грохот ударов приводил животных в ужас, и они спешили секретировать свою защитную жидкость в специальную емкость, подставленную под клетку. А потом это повторялось, снова и снова, день за днем, пока зверек не умирал от истощения.
Шоле позволил себе несколько секунд помолчать, словно давая Элиасу время переварить услышанное, и наконец произнес:
– Видите ли, я не могу удержаться от того, чтобы не провести параллель. Подобно виверрам, вы обладаете кое-чем, что нам нужно. И опять-таки подобно им, вы не слишком склонны к сотрудничеству. Но не волнуйтесь, вас никуда не запрут и ни к чему не станут принуждать…
Тут Шоле наклонился к Элиасу со злобной улыбкой и тихо закончил:
– Однако же вы еще пожалеете, что не полезли в клетку по своей воле.
Затем он развернулся и вышел за дверь.
От жестокости его слов Элиас лишился дара речи. Он, столько лет идеализировавший «Фрагранцию», мало-помалу открывал для себя ее бесчеловечную сторону. Дрожа, он вытащил мобильник и стал набирать номер Алена, но вовремя остановился. «Дыши, дыши». Способен ли он сопротивляться такому давлению и такой безжалостности? Конечно, стать ольфактором было его мечтой, но какова окажется цена? Нет, пора взглянуть в глаза реальности: каждый контакт с Шоле заставлял его сожалеть о прежней жизни. В сущности, разве не к этому лежала у него душа? Спокойный провинциальный городок. Чистосердечные отношения. Все эти козни и махинации в Фонтенбло доводили его до изнеможения.
…Постепенно к нему вернулось спокойствие. Наверняка тяжело будет лишь поначалу, а на самом деле все не так уж и плохо.
Давай держись. Еще немного терпения, и ему доверят пусть маленькую, но лабораторию. Место, где будет царить благожелательность. Ни подначек, ни запугивания; только счастливые люди среди
