Комикс - Ксавье О. Холлоуэй
Где-то там, на улице, наверху, редеют облака: солнце ослепляет и обесцвечивает картинку за окном. Становится тепло, почти жарко. Уэйд, забывшись, рассматривает Мону еще внимательней, чем она – кабинет. Он ощущает аромат духов.
Его мутит.
Вчера от нее пахло точно так же.
– Если не возражаете, я открою окно. Душно. А ваши духи… Ну, в общем, в кабинете комиссара полиции не должно так пахнуть.
– А как здесь должно пахнуть?
– Неважно.
Уэйд подходит к окну. Жмурится на солнце. Открывает створку на четверть и выбрасывает окурок на улицу. Мона наблюдает за тем, как он несколько раз вдыхает и выдыхает уличный воздух. Вытирает испарину со лба и висков.
– Вам плохо?
– Нет-нет, все отлично. Просто я не выношу женских духов. Кем вы работаете, мэм?
– Я проститутка.
Уэйд оживляется.
– Как славно. Вышел бы отличный заголовок передовицы. – Уэйд картинно проводит по воздуху рукой. – ПРОСТИТУТКА НАЕХАЛА НА КОМИССАРА ПОЛИЦИИ. Или еще лучше: кавер-стори с вашим трогательным портретом и моим глупым лицом в маленьком квадратике… И тэглайн: «ОНА СОЖАЛЕЕТ».
– Вы меня за этим позвали?
Уэйд возвращается и упирается руками в стол.
– Да, черт возьми! ДА! Я хотел посмотреть в лицо той сучке, которая чуть не угробила и меня, и себя.
– Ну так смотрите.
Мона затягивается. Уэйд садится в кресло. Мона ищет глазами, куда бы деть окурок. Находит пепельницу на противоположном краю стола возле Уэйда и тянется к ней, открывая Уэйду большую часть груди в низко расстегнутой рубашке. Запах духов усиливается.
– А куда ты так спешила? Мне тут сказали, что ехала ты миль восемьдесят.
– На работу.
– Да-а-а? Да ты у нас трудяжка. Молодец. А ты давно этим занимаешься?
– Мы на «ты» перешли?
– Почему бы нет? Ведь я достал тебя из горящей машины и еще немного протащил по грязи. По-моему, это гораздо лучше брудершафта.
Мона смеется. Он достает еще одну сигарету. Она утирает слезы в уголках глаз. Смотрится в зеркальце, что-то там поправляет.
– И это все, что тебе нужно?
– Я подумал, что нам нужно познакомиться и поговорить.
– Как скажешь. Но если серьезно, зачем ты пригласил меня?
– Ну, мы в ответе за тех, кого спасли. Теперь мы повязаны на всю жизнь. Мне интересно, кого я спас…
– Мы можем развязаться, если я тебя спасу.
– Так чем ты занимаешься?
– Я проститутка, ты забыл?
– Ах да. Давно?
– Давно.
– Нравится?
– Хочешь залезть ко мне в душу?
– Да.
– Нравится.
– Врешь.
– Может быть, а, может быть – нет…
– Когда мы снова увидимся?
– Когда захочешь.
Жарко. Время словно остановилось.
– Тебе лучше уйти, – тихо произносит Уэйд и вытирает пот со лба.
– Как скажешь. Мы еще увидимся?
– Зачем?
– Я так хочу.
– Но зачем?
– Сам сказал, мы ведь повязаны.
– Нет… Я не хочу.
– Как скажешь.
Она уходит. Уэйд встает, подходит к окну и открывает створку настежь. Морозный воздух врывается в кабинет. Сквозняк растворяет дверь и сметает со стола бумаги. Они кружатся. Флаг одной стороной опадает со стены. Срываются рамки с фотографиями, бьется стекло.
– Твою мать… – шепчет Уэйд. Закрывает окно, подходит к селектору, нажимает кнопку. – Джон, догони ее. Скажи, пусть меня подождет внизу, я выйду через пять минут.
Из селектора слышно, как помощник окликает Мону, стуки, шорохи, неразборчивые голоса, шаги…
– Она будет вас ждать в фойе.
На крыше
Красно-розовый закат. Холодно. Сильный ветер. Из облаков торчат несколько зданий Сити. Вышки на них мигают красными огнями.
Напротив, у сине-черного горизонта, мерцают первые звезды.
Ветер непрерывный. От солнца к темноте. Плотный. Пронизывающий.
На одном из небоскребов прямо в центре вертолетной площадки стоят три больших кресла спинками к темноте. Слева от центрального кресла – столик красного дерева. Длинные тени ползут за края крыши. На столике – круглый графин, наполовину наполненный янтарным коньяком, и три фужера, искрящихся в последних лучах солнца.
С северной стороны к центру площадки подходят Файерс и Макс.
Файерс спокоен, идет размеренно. Тяжелое черное пальто лишь слегка льнет к ногам со стороны солнца. В руках – серый полосатый кот.
Макс семенит позади, придерживает одной рукой шляпу, а другой стискивает лацканы синего плаща.
Их тени соединяются с тенями от кресел и столика.
Файерс спокойно садится в центральное кресло, кот тут же перепрыгивает в правое. Макс бухается в оставшееся, надвигает шляпу на глаза.
Молчание нарушает кот. Он кружит по креслу, иногда встает передними лапами на подлокотник и несколько раз громко, протяжно мяукает. Ветер раздувает ему усы, шерсть, щекочет уши. Кот фыркает и встряхивает головой.
– Сейчас-сейчас, Джонатан.
Кот в ответ урчит и царапает подлокотник.
– Терпение… Да-а, терпение, Джонатан. Терпению ты со мной научишься. – Файерс чешет кота за ухом, тот урчит еще громче. Файерс, не поворачивая головы, обращается к Максу. – Вы знаете, мистер Келли, терпение – единственная добродетель, которую я признаю.
– Почему?
– Потому что, это единственное, с чем я ничего не могу поделать. Когда у человека отбирают все, ему остается только терпеть.
– В таком положении я бы себя убил.
– Да-а, неплохой выход, но подавляющее большинство почему-то предпочитают жить. Рано или поздно любое терпение перерастает в привычку. И, поверьте, нет ничего сильнее привычки. Эх, привычка… На ней держится все. Ее кровные сестры – лень и трусость – правят этим миром. Вы так не считаете?
– Не знаю.
Файерс ухмыляется.
Высокий официант в черном фраке приносит бутылку молока и наливает его в один из фужеров. Кот нетерпеливо топчется в кресле, перескакивает на колени к Файерсу, а оттуда – на столик и, не дожидаясь позволения, залезает мордой в фужер. Молоко попадает ему на усы, стекает каплями на стол. Кот фыркает, крутит уши от ветра. Официант аккуратно стирает капли белым полотенцем.
– Ну что, мистер Келли, коньяк?
– Да, было бы неплохо. Холодно здесь.
Официант медленно наполняет до половины фужер Файерса. Ровно на столько же наполняет второй фужер и подает Максу. Макс оглядывается на Файерса, на секунду задумывается и залпом выпивает все. Официант наливает Максу еще одну порцию и спокойно удаляется.
Кот уже почти полностью просунул голову в фужер. Только уши торчат из-за краев.
– Ну, как наши дела обстоят, мистер Келли?
– Холодно здесь.
– Ничего, ветер скоро немного стихнет.
– Хорошо бы.
– Ну, так что?
Макс слегка расслабляется, но позы не меняет.
– По-моему, она начинает меня подозревать.
– В чем же, позвольте осведомиться?
Файерс щурится, но не отводит взгляда от заката. Макс
