Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс
И меня ничуть не задевает то, что она мне ничего не сказала.
Если ты собралась бежать, меньше всего тебе хочется, чтобы твоя старшая подруга, на которую ты равняешься, вцепилась в тебя, и обнимала, и обнимала, а потом засунула пятьдесят долларов тебе в карман.
Предполагается, что ты, разбитая, уедешь на этом мотоцикле со стреляющим двигателем, уедешь в куртке твоего бойфренда. Разбитая, но не сломленная, к чему ты можешь вскорости прийти, если задержишься здесь надолго. Наглядный пример: мои сессии с Шароной. «Сообщество психологического консультирования» – часть моего обещания, означающая, как я думаю, что силы, которые думают, что я стану Томми Джарвисом в конце «Последней главы» и учинить Мэнди Лейн и Синнамон Бейкер в одном флаконе на теле школьника.
Но вот чего они не знают: на самом деле я – Нэнси из «Воинов сна».
Я выжила, а теперь я вернулась, и на каблуках, черт побери, и спасибо.
Восемь лет назад в озере я видела, да, сыпавшиеся в воду имена и даты истории Айдахо. Но я нашла их в тюремной библиотеке и проглотила эти страницы, как Фрэнсис Долархайд, и теперь все эти имена и даты во мне.
Я унаследовала к тому же ваши старые тесты и загадки – вы это чувствуете на небесах? Да и слышите ли вы меня вообще за гудением маленького двигателя вашего сверхлегкого самолета? Все ваши записки по-прежнему написаны вашим аккуратным почерком даже с маленькими галочками и дополнениями из ваших доработок за несколько лет. Это ведь не говорит об изменении истории, верно? Иногда ближе к вечеру я даже откидываюсь к доске после дневных трудов, и оглядываюсь в далекое прошлое, и рассказываю классу об искрах, которые прежде обитали в темноте долины, и эти искры были либо мечтатели, которые пытались выкопать из горы свое будущее, либо убийцы, пытающиеся спрятать свои жертвы. Иногда я даже понижаю свой голос до «костра» и рассказываю им о безымянном мальчике, брошенном семьей, когда озеро стало подниматься, и о старой местной традиции изготовления бумажных корабликов для него – пусть играет, пусть направляет их в яркость дня. Я рассказываю им про шошонов, которые прискакали на своих пегих пони, чтобы посмотреть на это новое озеро на их старой земле, про то, как они смотрели и смотрели, и как это смотрение метафорически призывало к войне, верно? А когда у нас хватает времени, я даже рассказываю им о гигантском осетре, а может быть, соме с тусклыми понимающими глазами, предположительно обитающем там, в Утонувшем Городе, о том, как плот с молодыми пиратами в шестидесятые годы в один волшебный день увидел эту рыбу на мелководье, и их сердца в тот день увеличились в три раза, и никто из них с тех пор не мог оторваться от Пруфрока, потому что если ты раз почувствовал волшебство этого места, то это место уже не отпустит тебя.
И да, я позволила им, если возникнет нужда, писать для меня работы, за которые они получат дополнительные баллы.
Это было что-то вроде обещания, сэр.
Губы у меня, возможно, онемели от лекарств, мои пальцы, может быть, дрожат от страха, но я прочту эти работы, если им это нужно, хоть посреди ночи. А если я крепко прижимаю к себе эти книги, то вам даже незаметно, что я нервничаю, верно?
Нужно просто набрать глубоко в грудь воздуха и держать, держать его там… а потом выпустить.
И еще раз.
Ты уже и без того опоздала, девочка, больше мы не можем откладывать.
Я поворачиваюсь на каблуке, вхожу в открытую дверь, губы у меня сомкнуты, и я начинаю урок истории, у них это седьмой урок в этот день, а я демонстрирую свое раздражение тем, что задержало меня, привело к опозданию.
Как и в прежние времена, я вся пропахла дымом.
Но я не сдамся. Это еще одно обещание.
Я кладу книги на стол и оглядываю класс, наконец, киваю и, как и всегда, украдкой кидаю взгляд в окно, не стоит ли там Майкл Майерс с угнанным универсалом, не ждет ли меня.
Но я тут же заставляю себя вернуться в класс.
Я только здесь и никак не в семьдесят восьмом.
«Дорогой мистер Холмс, – потихоньку, втайне, говорю я. – Я больше уже не изгой в самом дальнем углу вашего класса».
Теперь я стою перед ним.
* * *
В мое время какая-либо презентация по истории – в любом классе – состояла в том, что ты подходила к учительскому столу и бубнила-бубнила, перебирая свои каталожные карточки, будучи на сто процентов уверена, что все слышат дрожь в твоем голосе, чувствуют, что ты вот-вот готова разрыдаться.
А теперь у учеников есть слайд-шоу и онлайн-видео. Поскольку меня предупредили, чтобы я не позволяла им логиниться на моем компьютере – у них ловкие пальцы, столько всего могут наделать всего за несколько ударов по клавишам, – большинство из них приносит собственные ноутбуки, или планшеты, или телефоны. Я жду дня, когда кто-нибудь из них воспользуется часами для соединения с проектором.
И еще теперь можно не задергивать шторы, как в прошлом, как не нужно и приглушать освещение – в этом никакой нужды. Так что нигде не спрятаться, стоишь себе, словно связанная, у всех на виду в свете их наводящих тоску фар, прекрасно понимая, что балл твоего курса зависит от твоего умения, хотя случаются минуты, когда ты горишь желанием поскорее закончить все это, бога ради, даже наплевав на показатели академической успеваемости.
Иными словами, ты считаешь это настолько, настолько важным, что вся твоя жизнь, социальное положение, репутация и будущее счастье зависят от того, сумеешь ли ты не слишком напортачить сейчас.
Да неужели?
Это такая мелочь, ничто.
Над тобой, конечно, могут насмехаться, ты можешь мямлить невнятно, запустить свои слайды не в том порядке, но большая часть класса даже не слушает, они мысленно просматривают собственные каталожные карточки, прокручивают их, как если бы делали это для своей матери или отца за завтраком.
Все это я объясняла им на прошлой неделе.
– А вы практиковали что-либо подобное за завтраком? – спросила Элли Дженнингс на свой обычный стеснительный манер, хотя при этом ставя все с ног на голову.
К тому же ее вопрос был таким честным, таким невинным. Он давал мне идеальную возможность завязать со
