Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс
Предполагается, что ее вывод – точка, если не последнее слово, а ее все еще вскинутые брови, предположительно, должны быть весомыми доводами.
Я привожу класс к вежливым аплодисментам, пишу «F» в моем блокноте, потом соединяю две горизонтальные лини наверху и превращаю «F» в «P» – pass[9], а затем позволяю этой букве забеременеть, ее пузо выпячивается в неохотное «B» – первая буква в слове blackmail[10], как вы уже догадались.
Да будет так.
Как я им и сказала, это всего лишь одна презентация за все время их учебы в средней школе. Пустяк.
Следующей по моему списку должна быть Хетти с показом клипа из ее документалки, но выходит Мариса Сканлон. Младшая сестренка Ли.
– Спасибо, Мариса, – говорю я.
Я уже должна была разобраться с двумя ее отсутствующими одноклассниками в порядке очередности презентаций.
«Отсутствующий» не означает «пропавший».
– У меня сиквел, да? – говорит Мариса, и вот тебе хорошая сторона онемения твоего лица – ты можешь носить его как маску.
– Давай-давай, – подбадриваю я ее.
Если слайды Кристи все до одного были портретами Глена Хендерсона, и Тобиаса Голдинга, и миссис Хендерсон, дагерротипами и ферротипами[11] школы Хендерсона – Голдинга до того, как она стала частью Утонувшего Города, а первый слайд Марисы был сперт… из социальных медиа отца Баннера? Да, похоже. Может быть, из «Майспейс»? Динозаврический период интернета. Это мистер Томпкинс двадцати- или тридцатилетней давности позирует за огромными рогами застреленного им лося – фотография для книги рекордов. Это и его моржовые усы на пару, вот такая вот фигня.
На фотографии отец Баннера улыбается, его ружье лежит на зубцах вил, что попахивает дурновкусием, преклонение перед оружием больше не считается таким уж крутым делом. Но все помалкивают, и я с ними – привлечение внимания, вероятно, только еще больше все усугубит?
Скажи это себе, Джейд. Найди для себя способ выйти из этой ситуации – ты же умеешь.
– Это был тысяча девятьсот девяносто пятый год, – говорит Мариса печальным голосом, словно горюет о судьбе какого-нибудь лося. – В тот год О. Джей Симпсон[12] был признан невиновным. Руанду все еще сотрясал геноцид. Состоялась премьера «Истории игрушек». Майкл Джордан вернулся в баскетбол. Но это все внизу – не в горах. Здесь, наверху, как вам мог бы сказать Рокки, сезон охоты продлили на восемь дней, потому что снег выпал позже обычного.
– Вот те зуб, – раздается из темноты голос какого-то ученика.
Никто его не зашикивает.
– Продолжай, – говорю я Марисе.
– Разве Рокки не белка? – все же спрашивает Джей Ти.
Он не только мастерски владеет способностью закрывать жалюзи, а к тому же еще и фанат поп-культуры – может быть, изучает семидесятые и восьмидесятые, оттуда и почерпал знания, как обращаться с этими невероятными полосками.
Мариса стреляет глазами направо-налево.
– Этот лось был настоящий боец, правда, Мариса? – подсказываю я, поднимая кулаки, как заправский боксер. – Разве не все трофеи таковы – добывать их нелегко?
– Поэтому они и называются трофеи, – выдавливает из себя Мариса.
– И давайте позволим ей продолжать, не прерывая ее больше? – говорю я.
Это без вопросительной интонации.
Джей Ти опускается ниже на своем стуле и складывает руки на груди, внимательно вглядываясь в экран.
Я вовсе не бесчувственная. В прежние времена, если бы кто-нибудь за передними столами класса поставил Майкла Майерса в Хрустальном озере, ни одна сила в мире не смогла бы заткнуть мне рот.
Никто не входит в мой дом и не говорит мне, что к чему.
Как и в дом Джей Ти.
Но после этого у нас еще одна презентация.
– Мариса, – говорю я, снова давая ей слово.
– Да, да, – говорит она, словно пробуждаясь от сна и громко сглатывая. – Мы все знаем Рокки, этот бойцовский лось был подарен средней школе Хендерсона, когда оказалось, что в новом доме отца шерифа Томпкинса нет места для конюшни, верно? Верно.
«Нет, – молча говорю я Марисе. – Пожалуйста, нет».
– И мы все так или иначе знаем, что случилось в девятнадцатом году, – невзирая ни на что, говорит Мариса, выводя на экран фотографию Дженсена Джонса.
Я здесь единственная, кто своими глазами видел, как Дженсен Джонс висит на лобных отростках массивного, безразличного лося. Но теперь это городская легенда. Видеть все вживую своими глазами было уже вовсе не обязательно.
И нет, Мариса не в курсе, что в качестве суррогата Дженсена можно подсунуть Линни Куигли тех дней, когда ее тоже насадили на рога лося в фильме «Тихая ночь, смертельная ночь».
«Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый, Алекс», – хочу молча сказать я, чтобы смирить свои эмоции, чтобы не упасть с воем в тот вечный день в снегу, вот только у седьмого урока есть одна странная особенность, и состоит она в том, что во втором ряду за столом сидит Алекс.
Мариса в конечном счете все-таки чертит щепотью крест у себя на груди и на лице при упоминании Дженсена. Я думаю, она знает об этом из фильмов про гангстеров.
– Мариса, сомневаюсь, что… – начинаю было я, но она уже убирает фотографию Дженсена Джонса.
– Вы же сказали, что это может быть типа фотографического эссе? – спрашивает она.
На экране появилась стена, где прежде висел лось. Я прохожу мимо нее, вероятно, раз двадцать в день, пять дней в неделю. На том же самом гвозде теперь висит длинная табличка с именами учеников, которых, как все еще считает мир, убил Мрачный Мельник, тогда как на самом деле в их смерти виновна Синнамон Бейкер. Под табличкой была короткая полочка, набитая плюшевыми игрушками, розами, пивными бутылками, презервативами, резиновыми аллигаторами, которые все время обновлялись, а потом Фарме была дана команда полочку снять, бога ради и спасибо.
– Неужели я так сказала? – спрашиваю я типа безразлично, хотя и чуть громче необходимого, и я ненавижу, когда такое случается, а значит, в нем нет враждебности, от которой меня остерегала Лета.
– Изображения вполне могут выполнять функцию слов, – слышу я голос Алекса, который цитирует меня, даже не повернув головы, и да, у меня есть смутное воспоминание о том, что я говорила нечто подобное. Да, я рассуждала о вступительных кадрах «Хеллоуина», что и речью-то трудно назвать – двадцать четыре слова за четыре минуты, и из этих двадцати четырех – четыре раза «Майкл».
Но я сомневаюсь, что презентация Марисы Сканлон соответствует стандартам Джона Карпентера.
– Могут, вполне могут, – говорю я, подтверждая, что изображения могут заменять слова, при этом я отдаю себе отчет, что в ближайшие несколько дней мне не следует
