Ситцев капкан - Алексей Небоходов
Мир сузился до чужого дыхания и стука собственной крови. Первоначальная боль превратилась в нечто освежающее – будто застывшие части тела вдруг ожили, двигаясь так непривычно, что сознание не успевало осмыслить происходящее. Мысли о завершении исчезли, уступив место жадному желанию поймать каждую секунду, словно в страхе внезапного вторжения.
Ритмичные, уверенные движения Гриши лишены были как спешки, так и наигранности. Удивительно, как даже в такие моменты удавалось не переходить грань: внимательно следя за реакцией Елены, избегая причинить не только боль, но даже малейший дискомфорт. Эта забота трогала до глубины души. Прошлые отношения научили воспринимать близость как поле битвы, где победителем становится удерживающий контроль дольше. Теперь же впервые за долгие годы контроль был полностью отпущен.
Резкое движение, притягивающее тело ближе для более глубокого проникновения, вызвало громкий выдох – не стон, а настоящий крик, растворившийся в пустоте склада. Никакого смущения – лишь крепче обхваченные бёдра и внезапное исчезновение всех посторонних мыслей о работе, дочерях и безопасности, оставляющее после себя только чистое, прямолинейное желание.
Оргазм пришёл первым к Елене, удивив так, как не случалось последние годы. Казалось, волна не просто трясла тело, а вырывала наружу что-то запретное, таившееся внутри. Молчание пронзил открытый крик, не стеснённый ни эхом склада, ни чужим взглядом. Гриша замедлил ритм, но напряжение не спадало: по сжатым плечам и неровному дыханию угадывался приближающийся финал.
Когда наступил его момент, ни отвращения, ни страха разоблачения не возникло – лишь облегчение, словно вместе выдержали невидимый тест на выживание. Оставались лёгкая усталость, тихая неловкость и яркая память. Сдержанный вздох, тёплые ладони на талии и лоб, прижатый к плечу, говорили: расставаться не спешат.
В прохладном помещении по коже Елены поползла дрожь. Сначала показалось, что это смущение, но сочетание усталости и послевкусия всё объясняло. Почти детское, ласковое скольжение ладони вдоль позвоночника казалось невероятно мягким для двух взрослых, чья близость должна была остаться тайной.
Несколько секунд понадобилось, чтобы собраться: щеки пылали, голос застрял в горле, распавшись на бессмысленные складки. Вместо слов вырвался тихий, чуть испуганный смех – каждый звук казался опасным, если бы произнёсся вслух.
Гриша встретил этот смех удивлённым взглядом, потом улыбнулся – и объяснения стали лишними. Поцелуй в висок и ладонь, прикрывшая глаза, дарили время вернуть дыхание. Момент был тихим и интимным: не нужно было ни бежать, ни притворяться.
Всё ещё лежа вплотную на столе, Елена только спустя минуту отодвинулась. Гриша протянул бюстгальтер, осторожно застегнул его, затем наклонился, чтобы поднять блузку с пола.
Елена дрожала: не от холода, а оттого, что впервые за много лет в её жизни случилось что то, чего она не планировала.
– Всё хорошо? – спросил он, и в голосе была забота, а не победа.
– Всё отлично, – сказала она, и тут же почувствовала, что может расплакаться.
Они оделись молча.
Она старалась не смотреть на него, потому что боялась, что в её взгляде он увидит всё: и растерянность, и чувство вины, и странное, почти подростковое счастье.
Когда застёгивала блузку, пальцы тряслись.
Он заметил это, подошёл ближе, взял её за руки:
– Не бойтесь, – сказал он. – Я не собираюсь этим пользоваться.
Она улыбнулась сквозь слёзы:
– Уже воспользовался.
Он усмехнулся:
– Только если вы этого хотели.
Она кивнула.
Следующие сорок минут прошли в странной, густой тишине, в которой даже звук шагов казался неуместным. Елена сосредоточенно дописывала реестр: взгляд на бумагах, но мысли плавали где-то выше потолка. Она не могла избавиться от ощущения, что любое движение теперь выглядит либо как капитуляция, либо как паническое бегство. Каждый раз, когда Григорий приближался к ней, чтобы передать новую пачку украшений или свериться по описи, по её позвоночнику пробегал ток – не столько электрический, сколько тот, что знаком только людям, пережившим катастрофу и оставшимся в живых.
Он больше не позволял себе ни единого лишнего жеста, не касался её даже случайно, не смотрел дольше секунды. Но в этих жестах была новая, невидимая собственность: он уже не был чужим на складе, он стал здесь хозяином, хотя бы на этот вечер.
Когда работа приблизилась к финалу, Елена не выдержала и встала.
– Мне надо уйти, – произнесла она хрипло, сама удивившись, как глухо это прозвучало.
– Конечно, – тихо ответил он.
Она надела жакет, но пуговица никак не поддавалась: пальцы дрожали, и даже этот мелкий провал бил по нервам. Она несколько раз глубоко вздохнула, потом застегнула всё до конца и двинулась к выходу. Он не пошёл следом, а остался стоять у стола, будто был уверен: так надо.
У двери она остановилась. Ладонь упёрлась в косяк так сильно, что побелели костяшки.
– Это было ошибкой, – сказала она, не оборачиваясь.
– Я не увидел ни одной ошибки, – спокойно ответил он. – Ни сейчас, ни раньше.
Она выдохнула: плечи взлетели, потом опустились, как после долгого плавания.
– Мне просто нужно время, – произнесла она.
– Возьмите, – сказал он.
Она стояла так ещё секунд десять, потом – не глядя – открыла дверь и исчезла в коридоре. Двигалась быстро, будто её подгоняли сразу все демоны, которые только можно было себе придумать.
Он остался в кладовой. Неспешно выключил лампу, убрал на место все коробки. Потом сел на корточки возле стеллажа и долго смотрел в пол: не улыбался, не гримасничал, а просто позволял себе побыть одним – впервые за этот вечер.
Когда встал и вышел в коридор, на несколько секунд замер в дверном проёме: в витринах всё ещё поблёскивали тусклые отражения, и в этом блеске была своя правда – иногда то, что происходит ночью, лучше оставить в тени.
Вера ждала его у края коридора: не с хитрецой, а с той деловой прямотой, которая бывает только у людей, привыкших наблюдать за чужими жизнями.
– Всё получилось? – спросила она полушёпотом.
Он кивнул, не уточняя, что именно.
Вера кивнула в ответ, потом достала телефон. Через секунду ему пришло сообщение:
«Расширенный перечень оформлен, как просили. По ошибке, конечно».
Он посмотрел на неё. Вера улыбнулась – на этот раз по-настоящему, почти с теплом.
– Умница, – сказала она. – Теперь всё в твоих руках.
Он не ответил, только подмигнул.
Вера ушла первой. В её походке была не суета,
