Шторм на «Лазурном берегу» - Кристин Казон
— Она обещала мне, что бросит курить и пить, — объяснил Филипп Дювалю.
— Что? — воскликнула Алиса. Да никогда в жизни!
— В общем, тут еще есть над чем работать, — притворно вздохнул лесник.
***
Дюваль вернулся мыслями обратно на капитанский мостик и позволил себе слиться с безбрежной лазурью. Он молчал и был рад, что Теольен и два моряка тоже оказались людьми молчаливыми, и они все вместе наслаждались путешествием в полной тишине.
Сначала они прошли мимо «Па-Сьоты и двинулись туда, где блестели на солнце кристально чистые бирюзовые воды, окаймленные белыми скалами. Это были каланки. В небольших бухтах, ко многим из которых можно подойти лишь с моря, только опытный глаз мог разглядеть белоснежные рыбацкие домики. Они просто терялись на фоне известняковых массивов. Это было захватывающее зрелище. Но чем ближе Дюваль был к суше, тем больше давало о себе знать его профессиональное «я». Идиллия, точно сошедшая с картин и открыток, не смогла заслонить воспоминания о недавнем убийстве, совершенном здесь, в уединенных скалистых каланках. Одного пенсионера с безупречной, казалось бы, репутацией привязали к якорю его яхты и выбросили в море.
— Вы в порядке? — отвлек Дюваля от мрачных мыслей Теольен.
— Да, спасибо, это был отличный день. Мне очень понравилось. Никаких забот, никаких мыслей. Это было что-то. Но теперь я снова мыслями возвращаюсь к работе. Что поделать, от этого трудно просто взять и отключиться… Хотя, — он махнул рукой, — неважно, не берите в голову. У меня еще неделя отпуска. А что будет с вами?
Теольен пожал плечами:
— Пока не знаю. Лонгли продаст «Зефир», это как пить дать. Его супруга, никогда не смирится с мыслью, что ей придется находиться на корабле, на котором было совершено двойное убийство, — говоря все это, шкипер смотрел вдаль. — А я чувствую, что больше привязан к «Зефиру», чем к Лонгли. Это очень хороший корабль, — он серьезно посмотрел на Дюваля. — Я вам скажу кое-что, может, поймете. У кораблей есть душа. У этих шикарных белых пластиковых яхт» может, и нет, но у этого, — он ласково похлопал по деревянной мачте «Зефира», — точно есть. Я не могу расстаться с «Зефиром» по своей воле, только не после того, что мы пережили вместе, пусть даже это были два ужасных убийства, но мадам Лонгли никогда этого не поймет, — с горечью добавил он. — Надеюсь, они найдут достойного нового владельца, к которому я пойду на службу.
— А вы не хотели бы выкупить «Зефир» и совершать на нем туристические круизы? Такое ведь возможно?
— Ха, — хохотнул Теольен. — Хотелось бы, конечно. Не обижайтесь, комиссар, но вы понятия не имеете, о чем говорите. Вы хоть знаете, сколько стоит такой корабль? А сколько уходит на ремонт? А на эксплуатацию? Во сколько обходится стоянка только в одном порту? У меня есть небольшие накопления, но такие расходы я себе позволить не могу. Владеть и ходить на таком паруснике всегда будет развлечением для очень богатых людей. Нет, к сожалению, то, о чем вы говорите, несбыточная мечта.
***
На обратном пути в поезде радость от путешествия на паруснике сменилось дикой усталостью. Дюваль смотрел в окно и боролся со сном. Времени от времени в окне между домов, деревьев и станций вспыхивало ослепительной лазурью море. Солнце, под которым они плыли весь день, уже было далеко на западе, на землю опускался вечер. Небо зарделось багрянцем. Дюваль глубоко вздохнул. Лазурный берег, казалось, весь состоял из зелени и лазури, и лишь в тени платанов, росших в школьных дворах или на бульварах, комиссару иногда казалось, будто он в одном из парижских садов и парков. Но платаны регулярно страдали от недуга. Весной их листва не наливалась сочной зеленью, а осенью не радовала глаз насыщенным желтым. А в летние месяцы листья приобретали желтушный оттенок, затягивались молочной пленкой и падали на землю. Болезнь поражала и пальмы. Ненасытные личинки красного пальмового долгоносика пожирали их изнутри, длинные листья высыхали и отваливались. Недавний шторм, который затянулся на несколько дней, обнажил масштаб проблемы. Многие пальмы лишились величественных крон и теперь стояли, бесстыдно тыча в небо голыми стволами. И в воздухе чувствовалась осенняя свежесть. Дни становились короче, а с заходом солнца мгновенно воцарялись мрак и холод. Дюваль закутался в куртку, скользя рассеянным взглядом по пробегавшему за окном сине-зеленому пейзажу.
***
Как только он зашел в дом, рыже-полосатое создание спрыгнуло с мусорного бака и принялось с громким мяуканьем тереться о его ноги. «Ты как раз вовремя», всем своим видом говорила кошка.
— Эй ты, Кошка! — сказал Дюваль и потрепал ее по шерстке. Она замурлыкала, затем помчалась перед ним по лестнице и, как только, он приоткрыл дверь, проскользнула в образовавшуюся щель и помчалась на кухню. Усевшись перед холодильником, она испустила еще одно протяжное и надрывное «мяу». Дювалю едва удалось насыпать ей корм, так ей не терпелось залезть в миску. На еду кошка набросилась с утробным Урчанием, ела жадно, во все стороны летели гранулы сухого корма. Дюваль смотрел на нее и весело качал головой.
В ванной он положил на край ванны маленький волосатый шарик из водорослей и с теплотой и любовью вспомнил о бабушке. Скоро, в День всех святых, нужно будет принести ей на могилу цветы. Белые цикламены, которые она так любила. Иногда Дюваля самого поражало, сколько разных подробностей он помнит. Выйдя из ванной, он поставил виниловую пластинку Брассенса и тяжело опустился на диван. Кошке будто только того и было надо. Она прыгнула на него и, громко мурлыча, устроилась у него на коленях. Комиссар почесал у нее за ушами. Пластинка тихо затрещала, и раздался голос шансонье.
Невзирая на усталость, Дюваль мысленно подвел итоги уходящего дня. Как же ему все-таки повезло жить у моря! Он хотел еще раз отправиться в плавание, теперь уже наверняка. Возможно, ему и не придется для этого становиться активным яхтсменом. Спортивные регаты при сильном ветре тоже его не прельщали. Зачем такие сложности? Но было бы здорово совершать время от времени такие вылазки, как сегодня, и проводить целый день на воде.
Никогда раньше, ни во время утренних пробежек, ни плавая в бассейне, он не чувствовал себя так легко и свободно, не ощущал такой полной отрешенности от повседневных забот. Судя по всему, он бесповоротно заболел морем. А вот простуда, к счастью, оставила Дюваля в покое. Немного
