В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
— Рад знакомству, — сказал Аврелий, силясь казаться искренним. — Позволь мне пожертвовать несколько амфор моего сетинского вина в подвалы храма, — добавил он, чтобы угодить старой подруге, которая, казалось, очень высоко ценила жреца.
— Спасибо, сенатор. А ты прими в дар этот могущественный амулет, способный уберечь тебя от дорожных происшествий, — ответил жрец, снимая с шеи бирюзового скарабея.
— Красиво. А что означает иероглифическая надпись? — с любопытством спросил сенатор.
— Это благословенная молитва, испрашивающая защиты Собека, Бога-Крокодила, — с некоторой надменностью уточнил жрец.
Обмен любезностями был прерван Помпонией, которой не терпелось закончить представления.
— Вот Дамас, хранитель святилища, с его женой Фабианой. А это жрицы Эгла и Арсиноя, которым поручено омывать и причесывать изваяние Богини, — сказала она, подталкивая вперед двух девушек.
«У Исиды были и свои приятные стороны», — подумал сенатор, оценивая изящество девушек, которые смотрели на него с нескрываемым интересом. Однако не все, должно быть, разделяли его мнение, потому что при виде обильно обнаженных тел жриц жена хранителя — матрона весьма сурового вида — еще плотнее закуталась в свою скромную тунику и скривила губы в знак неодобрения.
— Вибий, Нигелло и Ипполит, самые ревностные последователи Богини, — представила Помпония.
Последний из них, Ипполит, тот самый юноша, что с таким жаром поведал об истекающей слезами статуе, тут же поспешил пригласить сенатора посетить храм.
— С величайшей радостью. К сожалению, неотложные дела не позволяют мне… — попытался было уклониться Аврелий, но Помпония решительно его прервала, заверив всех в его непременном присутствии на завтрашних церемониях. Это послужило сигналом к атаке: патриция немедленно засыпали непрошеными сведениями о молитвах, новенах, медитациях и невыразимых мистических экстазах.
Аврелий в отчаянии огляделся по сторонам, пока не заметил острый профиль Кастора, который, вернувшись с виллы на горе, подавал ему знаки из-за занавесок таблиния. Сенатор поспешил к нему, радуясь возможности уклониться от не слишком желанной беседы.
— Ты думаешь спать на обычном ложе, господин, или на эту ночь мне раздобыть тебе саркофаг? — поддразнил его секретарь.
— Боги Олимпа! — воскликнул сенатор, схватившись за голову, и направился в свои покои. — Даже самый наивный ребенок не поверит в эту гору чепухи! Этот Вибий твердит, что Исида исцелила его от смертельной заразы, Нигелло слышит голос Богини во время медитаций, а Ипполит и вовсе намекает, что насладился ее благосклонностью!
— Это еще не все, господин. Слуги рассказали мне, что жена одного претора после многих лет полного бесплодия смогла зачать благодаря всего одной ночи молитв, — сообщил Кастор, не скрывая своего недоумения.
— Вздор! — покачал головой Аврелий. — К сожалению, Помпония слепо верит словам своих единоверцев и смертельно обидится, если мы их опровергнем. Однако, к нашему счастью, религиозные увлечения нашей подруги недолговечны. Нужно лишь найти способ ее отговорить. Немедленно собери сведения об этой кучке экзальтированных, Кастор, и в первую очередь о верховном жреце, который кажется мне весьма сомнительным типом.
— Что за мерзкая рожа, с этими выпученными глазами. Золотое ожерелье, что он на себя нацепил, делает его похожим на быка в ярме. Нет ли у тебя для меня поручения поинтереснее? — спросил вольноотпущенник.
— Расследуй беременность жены претора и болезнь Вибия. И то, и другое довольно сомнительно.
— А что, если я начну со жриц? — с готовностью предложил Кастор. — Уверен, они хранительницы тайных знаний, и чтобы их допросить, нужен человек, обладающий тактом и деликатностью.
— Верно, Кастор. Поэтому я займусь этим сам, — разочаровал его Аврелий. — А ты лучше выясни, сколько денег уже прикарманил Палемнон с пожертвований верующих. Кроме хранителя, все остальные адепты весьма состоятельны, и я подозреваю, что они часто раскрывают свои кошельки, чтобы одарить храм щедрыми дарами.
— Чуешь обман, а?
— Не отрицаю. Эти новые восточные божества с их чересчур впечатляющими ритуалами внушают мне еще меньше доверия, чем греческие и латинские боги.
— На этот раз твоя эпикурейская аллергия на сверхъестественное рискует сбить тебя с пути, господин. На побережье Богиня Исида — далеко не чужестранка, она здесь как дома уже много веков, с тех самых пор, как в порту Путеол появились первые моряки, в большинстве своем египтяне.
— Где ей, собственно, и посвящен большой храм.
— Как и в Неаполе, и в Помпеях. Культ теперь распространен по всей империи, да так, что Исеум на равнине у Оград Юлия в Риме посещают граждане из лучшего общества, и он даже пользуется признанием императора, — заметил Кастор.
— В Городе управление храмами подлежит строжайшему контролю, — уточнил Аврелий, — но в Байях дела обстоят иначе. Здесь все дозволено, ты и сам это знаешь. И не было бы ничего удивительного, если бы кто-то, вместо того чтобы делать ставку на бани, празднества и куртизанок, решил делать деньги на религии, которая испокон веков была одной из самых процветающих отраслей.
— И впрямь, я помню, что еще пару лет назад Исеум в Байях был закрыт для публики, а теперь стал очень модным. И нет такой матроны, которая между косметическим массажем и погружением в бассейн не уединилась бы на несколько мгновений для молитвы, — заметил Кастор.
— Забота о духе в сочетании с заботой о теле — отличное дело, ничего не скажешь. Эй, послушай… — сказал Аврелий, навострив уши. — Кому-то плохо… я слышу отчаянные стоны из атрия!
— Не тревожься, господин. Это псалмы во славу Богини. Мне не раз доводилось слышать их в юности, в Александрии. Завтра в храме ты и сам сможешь вдоволь ими насладиться, — безмятежно улыбнулся Кастор, пока его хозяин укладывался на ложе, пытаясь заткнуть уши.
— Господин, господин, проснись! — без особой деликатности растолкал его Кастор. — Мы в беде!
Пока Аврелий вскакивал и окунал голову в таз с водой, секретарь продолжал:
— Сегодня на рассвете Помпония, как обычно, отправилась в Исеум. Перейдя двор, она вошла в зал экклесиастерия, умастила руки освященным маслом и погрузилась в молитву, ожидая, пока верховный жрец принесет из пургатория священную воду для омовений. Палемнона нигде не было видно, но вдруг госпожа услышала его голос, довольно взволнованный, доносившийся изнутри святилища. Казалось, жрец с кем-то ссорился.
— Боги! Помпония, с ее-то любопытством, наверняка не удержалась и сунула свой нос! — воскликнул Аврелий.
— Именно так. Она подождала довольно долго, но потом, не услышав больше ничего, решила нарушить
