В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари

— Она, должно быть, много зарабатывает. Ты знаешь, сколько куртизанка Цинтия получила в прошлом году? Больше, чем доход всадника.

— Она несметно богата, и никто никогда не видел ее лица. Кто тебе сказал, что она настоящая проститутка? Это может быть дама из аристократии, что тайно от мужа предается утехам. Не она первая будет посещать притоны и ложа гладиаторов!

— Да, мне говорят, что сейчас модно целовать следы от плети. Рабы популярнее сенаторов!

Аврелий искоса на него посмотрел. Их взаимопонимание с Кастором едва не дало трещину несколько месяцев назад, когда, сразу после получения вольной, слуга был застигнут в интимной беседе с матроной, за которой патриций долго и безуспешно ухаживал.

После первого приступа гнева Аврелий, однако, решил великодушно закрыть глаза на это тяжкое оскорбление его мужской гордости, и теперь ему показалось очень мелочным со стороны Кастора напоминать ему о том жгучем унижении.

С другой стороны, если он сам хотел развлекаться, необходимо было предоставить и греку равные права в безжалостной охоте на сговорчивых красавиц.

Поэтому он пропустил намек мимо ушей, ограничившись тихим ворчанием.

Слуга поспешил вернуться к главной теме: да, его дерзость нравилась хозяину, но, возможно, на этот раз он перегнул палку.

— Думаешь, Дина увидела что-то лишнее? И даже если так? Это не могло быть чем-то серьезным. Прелюбодеяние больше не карается смертью, как во времена республики. Мужья теперь закрывают на это один глаз, а то и оба, и всеми силами стараются избежать развода, чтобы не потерять репутацию и, что важнее, приданое!

— Тогда Элеазар. Он мог ее убить. Возможно, он давно знал о связи своей невесты и заставил ее сделать аборт, чтобы уничтожить плод прелюбодеяния. И, возможно, прямо сейчас он ищет Рубеллия, чтобы заставить его заплатить. Он ужасно горд. Он буквально следует заповеди Торы: «Око за око и зуб за зуб». Мы должны найти парня, пока не поздно!

Сенатор вскочил на ноги.

Кастор с любопытством на него посмотрел. Все эти гипотезы казались ему высосанными из пальца и совсем не убеждали.

С другой стороны, они великолепно справлялись с задачей отвлечь его от некой особы, что была вреднее града.

«Рекомендуемые занятия: меч, суд».

С книжечкой Овидия в мыслях, вольноотпущенник широко улыбнулся.

— Гениальная догадка, господин! Мы должны найти его как можно скорее!

XVI

Шестой день до октябрьских Календ

— Говорю тебе, я не знаю, где он! — Флавий нервно расхаживал по таблинию.

— Я тебе не верю, как не верю и в то, что ты не знаешь имени «золотой женщины». Ты слишком рискуешь, Флавий Фуск!

— Да, я рискую, принимая тебя в доме своего отца, в двух шагах от его смертного одра. Я принял тебя как друга, а ты пришел меня обвинять!

— Проявим уважение к старому умирающему отцу, да? Какая восхитительная сыновья преданность! Сколько у тебя долгов, Флавий, и как ты думаешь их платить? Какая жалость, что твой добродетельный родитель так долго умирает. Ты никогда не думал его подтолкнуть? Из сострадания к его мучениям, разумеется!

— Не оскорбляй меня, или ты об этом пожалеешь!

— Неужели? И как же, мой обидчивый юноша? Ты — главарь шайки бездельников, а я — действующий магистрат. Или, может, ты пользуешься неким таинственным покровительством?

— Берегись, сенатор. Я гораздо могущественнее, чем ты думаешь.

Аврелий его не слушал.

— Рубеллий — римский гражданин древнего рода. Думаешь, его отец долго будет медлить, прежде чем прийти искать его у тебя? Не лучше ли тебе рассказать мне все, что знаешь, вместо того чтобы разыгрывать это глупое возмущение? Но ты, вероятно, не можешь. Я начинаю думать, что в этом деле на тебе гораздо больше ответственности, чем я подозревал. Ты хорошо знал Дину, более того, именно ты первым на нее и позарился. А потом Рубеллий увел ее у тебя из-под носа.

— Да какое мне дело до какой-то иудейской девчонки, смуглой, как утиное яйцо, и более целомудренной, чем Диана-охотница? — фыркнул Флавий.

— О, до нее лично — никакого! Но до твоей славы соблазнителя, до твоего авторитета в стае мелких хулиганов… вот это тебя волновало, и очень! Должно быть, тебя до смерти задело, что Рубеллий не дал тебе ее и пальцем тронуть!

— Что до этого, уж я ему задал трепку, долго помнить будет!

— Конечно, хоть ему и досталось, девчонку-то он отхватил.

— Жалкая карьеристка. Поняла, что со мной ловить нечего — я бы с ней провел ночь, от силы две, — и набросилась на этого простофилю, да еще и обрюхатела от него! Свадебный убор, подумать только! Будто Децим позволил бы им! Рубеллий был наивным тюфяком, и эта ведьма его обвела вокруг пальца, затащила в свои колдовские сети, в свои чужеземные обряды. Ты знаешь, что он хотел… обратиться?

— Да, и думаю, что он это сделал.

— Но она же умерла!

— Очевидно, его интерес к Дине был не таким уж и поверхностным.

Флавий разразился хохотом — громким, сальным.

— Так этот псих все-таки дал себе отчекрыжить? Если отец узнает, он ему не то что… он ему шею свернет!

— А ты почем знаешь? Децим мог бы и смириться. Времена нынче новые: Исида, Митра, Моисей, Христос. Менять религию вошло в моду!

— Этот старый сыч? Да он с него живьем шкуру спустит! Он чужеземцев на дух не переносит, а евреев — особенно! Кто знает, может, и он приложил руку к устранению девицы? Кто тебе скажет, что они не встретились и старик не дал ей ясно понять, что о браке и речи быть не может? Немного денег, чтобы избавиться от ребенка. Дверь, захлопнувшаяся перед носом. Да, это в духе Децима. А девица, увидев, что ее маневр не удался, пошла другим путем — тем, что привел ее на улицу подыхать.

— Возможно, — не слишком убежденно проворчал Аврелий.

— Это единственное объяснение. А потом этот болван Рубеллий, в своей нелепой гордыне, идет и делает себе обрезание, чтобы позлить старика, чтобы тот научился не совать нос в его дела. Это так на него похоже!

Флавий смеялся, успокоенный. Теперь он удобно развалился, довольный и спокойный, напыщенный своей обычной спесью.

Аврелий долго смотрел на него, словно до последней капли смакуя отвращение, которое вызывал у него сам факт существования этого человека.

Расслабленный