Последний выстрел камергера - Никита Александрович Филатов
Тютчев потряс ключами, поднятыми с пола:
— Деньги лежат в левом верхнем ящике, вы же знаете.
— Мне не нужны ваши деньги, — возмутилась Екатерина Жерде. — Я честная девушка!
— Тогда что же вы ищете? Документы? Бумаги?
Девушка чуть заметно пожала плечами и отвернулась к окну, демонстрируя полное нежелание отвечать на последний вопрос.
— Так вы шпионка, мадемуазель? На кого вы работаете?
— Но, мсье Тютчев…
— На кого вы работаете, мадемуазель Жерде? — повысил голос Федор Иванович.
— Не кричите, пожалуйста, мсье… — Гувернантка не выглядела ни испуганной, ни виноватой. — Вспомните лучше о том, что подумает ваша жена, посреди ночи застав нас здесь в такой пикантной ситуации.
— Я вызову полицию.
— А я скажу, что вы постоянно домогаетесь меня и вот как раз нынешней ночью обманом заманили к себе в кабинет, чтобы соблазнить несчастную девушку.
Тютчеву показалось, что мадемуазель Жерде сейчас весьма натурально расплачется, и на всякий случай он придал своему лицу равнодушное выражение:
— Полицейские вам не поверят.
— Возможно, — не стала спорить с ним француженка. — Зато ваша очаровательная супруга, мадам Эрнестина…
— Я как-нибудь сумею с ней объясниться.
— Возможно, — опять согласилась мадмуазель Жерде. — Но для чего вам все это нужно? Семейный скандал, неприличная полицейская хроника в европейских газетах…
После непродолжительного размышления Федор Иванович вынужден был признать за гувернанткой определенную правоту:
— Ладно, допустим, что я действительно предпочел бы обойтись без огласки. Спокойно, спокойно, мадемуазель…
Тютчев осторожно, чтобы не вынудить каким-то образом ночную собеседницу на необдуманные поступки, сделал шаг в направлении секретера — и еще раз, более внимательно, осмотрел ящик, с которым она возилась перед его появлением.
— Видимо, вам так и не удалось ничем поживиться?
— Увы, я не успела… там у вас что-то с замками.
— Нет, просто это замок старинной немецкой работы, и он имеет некоторые особенности. Как оказалось, нелишняя предосторожность. — Федор Иванович поставил на стол тяжелый подсвечник, который до этого момента не выпускал из рук. — Скажите, зачем вам понадобились мои бумаги?
— Меня заставили, — потупилась гувернантка.
— Кто вас заставил, мадемуазель?
— Я не знаю. Эти ужасные люди, они пригрозили, что…
— А если честно? — не поверил Федор Иванович.
— Поверьте, мсье Тютчев, против вас лично и против вашей семьи я ничего не имею. У вас очаровательные дети, и я никогда не позволила бы себе причинить им какое-то зло… — Екатерина Жерде поправила пеньюар — оказывается, в кабинете было довольно прохладно. — Однако то, чем вы занимаетесь последние годы в Европе, не может не вызывать беспокойства.
Девушка явно повторяла чьи-то чужие слова, поэтому Тютчев опять поинтересовался:
— Для кого же вы все-таки шпионите, мадемуазель?
— Прошу прощения, мсье, но я не могу ответить на этот вопрос.
Часы в кабинете пробили половину второго.
— Скажите хотя бы, что именно вас интересовало?
— Досье на русских эмигрантов, которые сегодня вам доставил господин Фалльмерайер, — неожиданно быстро и просто ответила Екатерина Жерде.
— Вот как? Любопытно… А если я предложу вам сделку, мадемуазель? Вы рассказываете мне все с самого начала: кто и сколько вам заплатил, кому вы должны передавать документы и прочее. А я, в свою очередь, предоставлю вам возможность снять копии с некоторых бумаг, которыми интересуются ваши… руководители. И в дальнейшем вы по-прежнему будете предоставлять им определенную информацию — но только уже под моим контролем… Что скажете?
Девушке не понадобилось много времени для того, чтобы взвесить все доводы за и против:
— Простите, господин Тютчев, но, наверное, я откажусь.
— Ну что же, это ваше право, — вздохнул Федор Иванович.
В конце концов, нечасто удается вот так, сразу, перевербовать чужого агента.
— Уходите, мадемуазель. Я не буду поднимать скандала.
— Благодарю вас, мсье! Спокойной ночи.
Екатерина Жерде проскользнула через кабинет к открытой двери, однако Федор Иванович окликнул девушку, прежде чем силуэт ее растаял в темноте коридора:
— Надеюсь, нет необходимости объяснять, что с завтрашнего дня вы уволены?
— Как вам будет угодно, господин Тютчев…
Оставшись в одиночестве, Федор Иванович приблизился к столу, на котором все еще догорал светильник, забытый гувернанткой.
Интересно, кто же все-таки ее нанял?
Вообще, это мог быть кто угодно.
К примеру, прусская полиция в последнее время ведет себя в остальных германских землях как у себя дома, в каком-нибудь Потсдаме. Или австрийцы, которые тоже не слишком считаются с чужими границами. А французские секретные службы? Французы, как, впрочем, и англичане, готовятся к новой войне, они давно уже провозгласили почти всю Европу сферой собственных интересов, поэтому не жалеют денег на шпионаж…
Позавчера Федор Иванович впервые после возвращения из Италии обнаружил за собой слежку. Два письма от родителей пришли со следами профессионально исполненной перлюстрации, теперь вот эта история с мадемуазель Жерде…
Наверное, действительно пора уезжать в Россию.
Федор Иванович еще раз внимательно осмотрел кабинет, задул светильник и, тихонько позвякивая связкой ключей, отправился обратно в спальню…
Глава третья
РЕВЕЛЬ
Москва и град Петров, и Константинов град —
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы —
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат…
Известно, что охота на кабана по остроте ощущений не уступает охоте на медведя.
Нельзя не согласиться и с тем, что настоящего охотника кабан прельщает своей безудержной дерзостью и необычайной подвижностью. Несмотря на свой вес, он способен мгновенно пронизывать любые заросли густого камыша или колючий, непроходимый кустарник, а в минуты опасности его не способны остановить ни крутые обрывы, ни бурные реки…
Рассказывают, что застигнутый врасплох, окруженный стаей злобных собак, он сражается до последнего — и горе тогда неосторожной в своей ярости собаке, попытавшейся вцепиться в щетину рассвирепевшего секача. Коротким, пружинистым броском тела и неуловимым движением головы кабан способен нанести такой удар клыками, от которого редкая собака остается живой. Случалось, что перед неминуемой гибелью матерый секач успевал покалечить значительную часть своры, а лошади загонщиков выходили из схватки с глубокими рваными ранами на ногах и на животе.
Да и самому охотнику вполне может не поздоровиться. Учуяв запах человека, загнанный кабан не обращает более внимания на собак, а немедленно бросается в атаку на того, кого, вполне заслуженно, считает виновником всех своих бед. И бывали, бывали на охоте такие случаи, когда кабану удавалось добраться до цели и сбить
