Мазыйка. Приговорённый город - Алёна Моденская
И тут Новиков вспомнил. Да, и такой кадр он тоже в альбоме видел. Иначе как бы он понял, что именно там втюхивал хихикающей жеманной Эммочке этот щуплый фотолюбитель.
Тем временем провожатый довёл Новикова до здания Горисполкома и даже открыл для него дверь.
— Спасибо, — чётко произнёс Новиков, проходя. Ответа, впрочем, не последовало, да и сам парнишка как-то бесшумно испарился.
Новиков же просто постучал в кабинет, где обычно заседал Игнатьев.
— Заходите, — вместо приветствия громко пригласил чекист. — Садитесь.
— Доброе утро, — нарочито вежливо произнёс Новиков, усаживаясь.
— Вы тут давеча жаловались, что дел у вас никаких нет, — небрежно проговорил Игнатьев. — Так вот, нашлась работёнка, специально для вас.
Он встал, достал что-то из большого сейфа и вернулся к столу. Стал раскладывать перед Новиковым… что бы вы думали? Не меньше сотни фотографий.
— Это снимки Оксаны Ткач, — говорил Игнатьев, продолжая вынимать фотографии из папки. — Портреты, личные фотографии, всё такое. А вот это, — тут он показал конверт с печатями, — сняли наши специалисты. Тут фотографии украшений, которые нашли у неё дома, а ещё тех, что были в банке, которую мы с вами выкопали. Вы вроде говорили, что горите желанием заняться сопоставлением. Вот, вам и фотокарты в руки.
Новиков заставил себя улыбнуться плоской шуточке чекиста. И даже благодарно кивнул.
Игнатьев уселся на своё место и занялся какими-то бумагами, Новиков же, сортируя фотографии, спросил:
— А что ещё было в банке?
— Деньги, — просто ответил Игнатьев. Сумму не назвал.
Новиков не стал уточнять. Вместо этого спросил:
— А дома у Ткач нашли наличные?
— Да, немного. Так, на булавки.
— А сберкнижка?
— И она имеется. — Подробностей Игнатьев опять не выдал, да они и ни к чему.
Ясно же, что Ткач была состоятельной дамой.
Дальше Новиков молча стал раскладывать фотографии на столе. В один ряд выложил те, что ночью нащёлкали и успели проявить криминалисты Игнатьева. Ничего так ребята постарались, кадры вполне приличного качества, можно рассмотреть детали с разных ракурсов. Ну, у Игнатьева попробуй, не постарайся.
Затем Новиков стал выкладывать на стол фотографии почившей Ткач. Красивая была женщина. Фотографий школьных лет и юности не много, но это и понятно — предвоенное и военное время. А вот сытые годы зажиточности мадам Ткач запечатлела с разных сторон и в деталях.
— Яков Михалыч, разрешите спросить, — произнёс Новиков, разглядывая фотографию Ткач, где она стояла за богатыми домами на фоне равнины и ныне затопленных мелких строений. Примерно там, где бы убит Кравчук.
— Разрешаю, спрашивайте, — отозвался Игнатьев.
— Что за молодой человек бегает по городу с фотоаппаратом? Невысокий, щуплый, шатен, лысеющий. В очках.
— Ленмар Ивашкевич. Школьный учитель, — после небольшой паузы пояснил Игнатьев.
— Что преподаёт? — как бы между прочим спросил Новиков, рассматривая очередной портрет Ткач.
— Химию. И ведёт кружок фотомастерства. Вам зачем?
— Так, интересуюсь. — Новиков отложил пару кадров, где Ткач была изображена в полный рост, так что украшений не рассмотреть. — Здесь у людей много фотографий, хотя мастерская уже уехала. Они к этому Ленмару обращаются?
— Почему бы и нет, — уклончиво ответил Игнатьев, продолжая делать вид, что строчил какие-то документы.
— То есть, он так помаленьку зарабатывает?
— Вы это к чему? — наконец прямо спросил Игнатьев.
— Он и для Ткач делал портреты?
— Мы его уже опросили, — пояснил Игнатьев. — Алиби у него. В школе был до поздней ночи.
— Звонили как раз из школы, — припомнил Новиков.
— Школа переезжает. Там народ толпится с утра и до самой ночи. Этот Лёня свои ненаглядные реактивы паковал и подписывал. Они у него подотчётные, так что завуч всё подтвердила.
— А какой у него фотоаппарат? — резко сменил тему Новиков.
— «Салют», а что? — не растерялся Игнатьев.
— Ничего, просто интересуюсь. Хорошие фотографии, качественные. — Новиков показал Игнатьеву отменный портрет Ткач с букетом цветов. — Значит, хороший у него агрегат.
— Почему вы думаете, что это он её снял? — хмуро спросил Игнатьев.
— Я видел портреты Эммы Кравчук. Тоже отличные. Парень своё дело знает. — Новиков помолчал, продолжая раскладывать карточки. — А учитель из него хороший?
— Вроде да, — пожал плечами Игнатьев, возвращаясь к своей писанине. — Не слышал, чтобы на него жаловались. Наоборот — сплошные благодарности. Химию обожает, с отстающими занимается. Активист, спортсмен, комсомолец, в самодеятельности опять же участвует, субботники не пропускает.
— Не состоит, не привлекался, — пробормотал Новиков.
— Что?
— Химию, значит, обожает? — чётко произнёс Новиков, повернувшись к Игнатьеву.
Тот только глянул на него и спокойно вернулся к писанине. Новиков припомнил, как Игнатьев с энтузиазмом рассказывал ему о всяких интересных химических разработках в Добромыслове. Новиков, правда, в тот раз был пристёгнут к креслу. В общем, Игнатьев тоже химию обожал. Тут они с этим Лёней были на одной волне.
Интересно, а Иде Кашиной этот Лёня тоже делал портреты? Иначе с чего бы Игнатьев заранее разузнал всю его подноготную.
Новиков повозился ещё с карточками. Наконец отобрал те, что были пригодны для разглядывания на них украшений Оксаны Ткач.
— А есть увеличительное стекло? — спросил Новиков, откладывая те карточки, что не пригодятся.
Игнатьев молча выдал ему лупу в металлической рамке и с деревянной ручкой.
— Спасибо, — произнёс Новиков. Потом снова пошёл в атаку: — А разрешите ещё спросить?
— Какой вы любознательный, однако, — пробубнил Игнатьев. — Но вежливый. Так что разрешаю.
— Что с отпечатками в квартире Ткач?
— И в отпечатках разбираетесь, — улыбнулся Игнатьев, припоминая, очевидно, разговор о двух бороздах от удушения на теле Ткач.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — улыбнулся в ответ Новиков.
— С отпечатками в квартире товарища Ткач очень странная история. Часть из них затёрта. Например, те, что были на двери. И на шкатулке с её украшениями и наличными.
— Значит, что-то он всё-таки утащил, — констатировал Новиков, крутя в руке лупу. — Но не всё. Почему?
— У меня на этот вопрос нет ответа, — театрально признал Игнатьев. — А у вас?
Новиков пожал плечами:
— Может, он не хотел привлекать внимания? Мол, кто там ещё и когда разберётся, чего и сколько было у Ткач.
— Но если бы забрал всё, то можно было списать убийство на ограбление, — вставил Игнатьев.
— Или ограбление, или самоубийство, — парировал Новиков. — Пришлось выбирать, и он выбрал второе. Чтобы вписать всё в одну канву с Кравчуком. Кстати, вы восстановили записку из его подкладки?
— Не полностью, — наконец ответил на старый вопрос Игнатьев. — Какая-то ерунда про предателей и шпионов.
— Фамилия Ткач не фигурирует?
