В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
— Знаешь, зачем он меня вчера вызывал? Хочет, чтобы я велел отремонтировать целую инсулу! К тому же выселил оттуда известного лекаря и уволил арендатора. Отныне плату будет собирать какой-то бродяга, некий Проб, а я должен буду лично заниматься всем остальным. Будто у меня других дел нет!
— И что я должен сказать, если мне пришлось обегать всех ювелиров Рима, чтобы найти того, кто согласится изготовить для него скальпели?
— Я уже вижу, как наш почтенный домус превращается в больницу для нищих! — простонал Парис.
— Эта интриганка на него пагубно влияет. Подумать только, раньше я жаловался на куртизанок, но тех-то он, по крайней мере, наутро выпроваживал!
Пока они изливали душу, подошел удрученный повар.
— Святая Артемида! Мне пришлось перевернуть полмира, чтобы меня купил один из самых утонченных ценителей вкуса в Риме, и что в итоге? Я как раз упражнялся в своих изысканнейших блюдах, когда хозяин мне приказывает: «Простую еду, Ортензий! Хватит этих сложных яств, что губят здоровье! Отныне — много сырых овощей и фруктовых салатов». Скажите на милость, зачем в этом доме нужен хороший повар?
— Можешь не объяснять, Ортензий, нам тоже пришлось давиться твоими сырыми травками за ужином! — вздохнул Кастор.
— И к тому же хозяин стал совсем мало пить. Что мне нравилось в этом доме, так это как вино лилось рекой.
— Он занялся своими поместьями в Кампании, о которых до сих пор почти не вспоминал. Теперь сует нос повсюду и хочет внести бог весть сколько изменений. Я так больше не могу! — Благочестивый управляющий был на грани слез.
Кастор обнял товарищей по несчастью и, подозрительно оглядываясь, словно боясь, что его подслушают, прошептал:
— А вы подумали… что если пагубное влияние этой женщины не ограничится одним эпизодом… что если оно станет постоянным?
Перед выпученными глазами троицы пронеслась череда ужасающих картин.
— Ты ведь не хочешь сказать… — пролепетал Парис, — хозяйка!
Кастор заглянул коллеге в самую душу и тяжело кивнул.
— Нет! Только не здесь! Не в моем домусе! — в отчаянии взвыл управляющий.
Годы обид и вражды испарились в одно мгновение, и двое обнялись, как давно потерянные братья.
— Ну, не надо так, Парис! — утешил его грек, пытаясь совладать с собственной тревогой. — Конечно, это твой дом, мы все это прекрасно знаем. Но по закону, понимаешь, он принадлежит ему. И потом, эта история длится всего с десяток дней. Наши страхи могут оказаться напрасными!
— Да ты посмотри, как хозяин изменился! И он ведь с ней даже не спал! — скулил тот.
— Представь, если она сюда переедет! Потребует проверить счета, захочет управлять прислугой.
— Никаких больше красивых рабынь, никакого вина, — запричитал Кастор.
— Вареные травки, — в отчаянии простонал Ортензий.
И три скорбных голоса слились в жалобном хоре.
— Ты не должен этого допустить, Кастор! Только ты можешь нас спасти! — решительно выпалил Парис.
Грек удрученно покачал головой.
— Сделай это ради Нефер, которую, при ее-то красоте, тут же вышвырнут вон! — убеждал его управляющий.
— Сделай это ради Ортензия, чья карьера будет загублена в самом начале!
— А я мог бы стать поваром императора! — всхлипнул бедный повар.
— Сделай это ради Фабеллия, который вместо того, чтобы блаженно спать в своей каморке, будет вынужден бодрствовать день и ночь! — распалялся вольноотпущенник, вкладывая в свою речь страсть великих ораторов Форума. — Или хотя бы сделай это ради Поликсены. Он забрал ее из лупанария и до сих пор не соизволил позвать к себе в постель. Если бы не твои щедрые усилия, бедняжка рисковала бы провести остаток жизни в целомудрии! Сделай это ради Кармида, ради Модеста, ради Плацида, ради Кореллии…
Кастор, опасаясь, что этот педант Парис перечислит по именам всех ста с лишним рабов домуса, поспешил его успокоить.
Он отеческим жестом положил ему руку на плечо и кивнул.
— Я попробую, друзья, я попробую. Но сейчас давайте заключим священный и нерушимый договор: никаких жен в этом доме!
Руки троих мужчин сомкнулись в безмолвной клятве.
— Я иду говорить с ним! — с мужской решимостью объявил грек и направился к покоям господина.
Аврелий, увы, уже давно был на ногах. В последние дни он рано ложился спать, неизменно и удручающе трезвый.
— Добро пожаловать, Кастор! — весело приветствовал он его. — Ты мне как раз нужен. Тут куча дел, которые нужно разгрести!
«Плохое начало», — подумал слуга, стараясь не падать духом.
— У меня великолепная новость, господин! — с энтузиазмом воскликнул он. — Лоллия Антонина вот-вот вернется в Рим!
Грек с трепетом ждал.
Он пустил в ход лучшую стрелу из своего расшатанного лука. Лоллия была единственной из многочисленных любовниц Аврелия, оставившей сколько-нибудь заметный след, и Кастор достаточно хорошо знал хозяина, чтобы понимать, до какой степени эта аристократичная и безрассудная матрона его влекла.
Да, она тоже была довольно опасна, но, по крайней мере, сражалась честным и предсказуемым оружием: обаянием, лукавством, чувственностью — всем тем, чему всегда можно было противостоять.
А эта Мнесарета… как остановить женщину, которая опутывает намеченную жертву сетью честности, мудрости и благих намерений? Даже хитроумнейший александриец не был готов к подобной схватке! Пустив свою стрелу, грек ждал, когда она достигнет цели, предвкушая эффект.
Но стрела с оглушительным свистом пролетела мимо цели.
— Ах, да? — без особого любопытства произнес патриций и невозмутимо продолжил: — Ты нашел те скальпели, что я просил тебя поискать?
«Непостоянный, ветреный! И доверяй после этого мужчинам», — удрученно подумал слуга, пока его плодовитое воображение спешно искало другой способ отвлечь хозяина.
— Тебе удалось повидаться с семьей Рубеллия, хозяин? — спросил он, надеясь отвлечь внимание патриция от щипцов и бинтов.
— Я велел доложить о моем визите сегодня.
— Отлично, господин, я, как обычно, тебя сопровожу. Я знаю, где они живут: скромный дом за Марсовым полем, близ Винного порта. По дороге живет одна куртизанка, которая…
— Куртизанка? — переспросил сенатор, будто секретарь упомянул какое-то мифическое животное.
— Тебе бы следовало поостеречься, Кастор, я бы не хотел, чтобы ты подхватил какую-нибудь дурную болезнь!
— О, Диана Эфесская, Исида благословенная, Геката бессмертная! — выпалил грек. — Мы уже до этого докатились!
Нубийские
