В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
Минуя храмовый квартал, грек поднял глаза к святилищу Исиды, которое Калигула, ценитель египетских обрядов, украсил с чисто восточной пышностью, и благочестиво вознес молитву владычице Нила, прося ее помочь отвратить Аврелия от тех губительных замыслов, что он вынашивал.
На миг он задумался, не подкрепить ли молитву небольшим подношением, чтобы повысить ее действенность, но тут же отбросил эту мысль: его доверие к Бессмертным было не настолько велико, чтобы рисковать ради богини, пусть и весьма влиятельной, своими кровно заработанными сбережениями.
Он послал экономный воздушный поцелуй в сторону храма и пошел дальше.
Тем временем Аврелий велел остановить носилки, чтобы пешком пересечь площадь Септы Юлиевой, задерживаясь у лавок в поисках какой-нибудь антикварной вещицы для своей богатой коллекции.
Кастор увидел в этом прекрасную возможность и поспешил вернуться.
Он нашел хозяина у одного из прилавков: тот вертел в руках александрийское зеркало изысканной работы.
В другие времена слуга задумался бы, какой из многочисленных матрон, с восторгом даривших ему свою благосклонность, оно предназначалось.
Теперь же сомнение даже не коснулось его: эта проклятая гречанка его околдовала!
— Могу я помочь, господин? — подобострастно спросил он, принимая на себя невесомую тяжесть зеркала. — Посмотри на этот браслет, — рискнул он затем. — Как бы он подошел Цинтии.
Тщетно. Аврелий, не слушая его, уже проскользнул между прилавками и вернулся к носилкам.
Нубийцам было приказано не торопиться, и сенатор из-за открытых занавесей наслаждался беспорядочной красотой своего Рима.
Как же Город отличался от всех прочих городов!
Те, построенные с железной геометрией вокруг двух строго перпендикулярных улиц, кардо и декумануса, выглядели упорядоченно и рационально.
Город же разросся в праздничном хаосе без определенного центра, с улицами, что внезапно упирались в здания, площадями, выкроенными из нелепо снесенных кварталов, храмами по соседству со скотобойнями, судами рядом с уборными, борделями стена в стену с самыми знатными домусами.
Выросший, словно огромное древо с тысячью ветвей, Рим был самим отрицанием римского порядка, и именно за это Аврелий любил его, как можно любить лишь женщину — эксцентричную и единственную в своем роде.
Они проехали под гигантскими солнечными часами на Марсовом поле, где часы из разноцветного гранита были вмонтированы прямо в мостовую.
Патриций поднял глаза к высоченному обелиску, который Август вывез из Гелиополя после триумфа над Клеопатрой и Марком Антонием.
Длинная тень указывала на третий час, но Аврелий ей не доверял: он знал, что легкие подземные толчки нарушили ее некогда идеальный угол наклона.
Он предпочел извлечь из туники свой карманный гномон, направить его на солнце и определять время по нему.
Процессия миновала большой Мавзолей, где в величественном круглом кургане покоился прах Августа, Ливии и Тиберия, божественных покровителей рода Юлиев-Клавдиев.
В этом месте дорога поворачивала на восток, к Садам Лукулла, и незадолго до знаменитых садов полководца-гастронома виднелась группа скромных домов.
Патриций знаком велел рабам остановиться.
Семья Рубеллия, древняя, но отнюдь не богатая, жила здесь, в небольшом домусе, и, чтобы свести концы с концами, им пришлось пожертвовать комнатами, выходящими на улицу, сдав их в аренду виноторговцам квартала.
Едва он сошел с носилок, как на утонченного сенатора пахнуло запахом забродившего винограда, едким, как дыхание сотни пьяниц. Зажимая нос краем тоги, он углубился в кишащий жизнью переулок.
Вот где Дина могла познакомиться со своим возлюбленным.
От порта было легко добраться до складов. В конце концов, отец девушки и сам был торговцем вином, хоть и ограничивался только кошерным — единственным, которое его привередливые единоверцы соглашались пить.
Возможно, зоркий Уриил видел, как юная еврейка болтала с язычниками именно у Винного порта.
Вероятно, шайка Флавия пристала к ней, как они обычно делали с одинокими девушками.
Что там говорила Поликсена? Что главарь ее донимал, а Рубеллий за нее заступился.
А дальше слово за слово… первое свидание, тайные встречи, трагедия.
— Входи, сенатор Стаций! — пригласил Децим Рубеллий, протягивая ему хлеб в знак гостеприимства. — Это моя жена Фанния.
Аврелий прошел в вестибюль. Его проницательный взгляд отмечал каждую деталь: вышедшее из моды платье хозяйки дома, выцветшие фрески, посредственное качество обстановки.
Это определенно не было жилищем людей, которые могли бы позволить себе сына-мота.
Обстановка, хоть и пристойная, была почти спартанской, и патриций заметил раба, сновавшего по атрию с полными ведрами: очевидно, даже живя на первом этаже, семья не имела достаточного дохода, чтобы платить высокий налог, обеспечивающий подключение к питьевой воде.
Децим был довольно знатного происхождения, но времена, когда его предки обладали состоянием, достаточным для места в сенате, давно миновали.
И все же Рубеллий якшался с шайкой Флавия, соря деньгами направо и налево.
— Я ищу твоего сына, Децим! — без обиняков начал Аврелий, едва устроившись в таблинии.
Теперь они были одни: Фанния удалилась, бросив короткое «Vale!» и сославшись на неотложные дела.
— Что он натворил? — нахмурившись, осведомился тот.
— Не бойся, мне просто нужно с ним поговорить.
— Зачем? Боишься, он наделал каких-нибудь глупостей?
Децим, казалось, задумался, но потом желание выговориться взяло верх.
— Он всегда доставлял мне хлопоты, этот сынок. Его брат уже в армии, и у него хорошие виды на карьеру. Сестра замужем за всадником, состоятельным, если не сказать богатым. У нас осталось еще пара поместий в деревне, и с них мы имеем все необходимое для жизни. С другой стороны, у нас с Фаннией запросы небольшие, и в наши-то времена, когда все эти чужеземцы приезжают отбирать у нас хлеб, надо благодарить богов, что хоть как-то сводишь концы с концами! Но ему этого мало, у него запросы, у него!
— Возможно, это из-за компании, в которой он вращается.
— Да, этот Флавий и прочие пижоны его сорта! Они вскружили голову моему мальчишке! Вечно по ночам пропадает, по борделям да тавернам, — вздохнул старик. — И наш дом ему уже не годится: у его приятелей у всех есть комнаты в центре, а ты знаешь, сколько стоит аренда! Туники, сотканные служанками, недостаточно элегантны — его драгоценные дружки носят египетские ткани!
— И давно это продолжается?
— Года два, примерно, — покачал головой Децим. — А в последнее время, с этой девчонкой…
— Да? — навострил уши Аврелий.
— Ты поверишь? Рубеллий вбил себе в голову на ней жениться. Ты представляешь? Ему едва
