Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин
Владимир решительно шагнул в комнату и остановился. Постоял несколько секунд, а затем крутанулся на каблуках и обвел собравшихся взглядом.
– Как видите, комната меня не проглотила, – объявил Владимир. Он прошелся вдоль стен, коснулся предметов обстановки, покачал головой и продолжил: – Решено! Я берусь провести здесь ночь и доказать, что это ваше проклятие – чистая фикция. И, возможно, даже разгадать секрет исчезновения людей.
– Эстэвьте ваш спектэкль, Кэрсэкэв, – прогнусавил Раневский. – Этэ никэму не интереснэ.
– А вам нужен интерес? – сверкнул глазами Владимир. – Извольте! Вы, гвардейцы, как мне помнится, народ азартный. Как вам такое пари? Сто рублей. С вас, если я разгадаю тайну и приведу доказательства. С меня, если я не смогу этого сделать.
– Пэ рукэм! – ехидно осклабился корнет.
* * *
Пока слуги перестилали кровать и проводили быструю незапланированную уборку, Корсаков и Постольский вернулись в гостиную и уселись на диван. Остальные гости разошлись по своим комнатам, Анна Ивановна удалилась к себе, а Леонид Георгиевич остался присматривать за слугами.
Владимир, с непривычно расслабленным выражением лица, обозревал гостиную. Дольше всего его взгляд задержался на ели. Постольский вынужден был признать, что дерево и впрямь выглядело роскошно: могучее, разлапистое, богато украшенное. В шестиконечной звезде на макушке, как оказалось, скрывалась крошечная фигурка ангела, несущего благую весть. С ветвей пониже свисали многочисленные разноцветные шары. Бусы, изображавшие серебряный иней, бесконечными нитями покрывали всю елку. Кое-где шары заменяли искусно выполненные хрустальные или металлические яблоки, вишни, орехи и прочая снедь. Натуральной еды тоже хватало – видимо, для тех гостей, что посетили обед у Волковых с детьми. Маленькие разбойники успели полакомиться, но то тут, то там все еще висели шоколадные звери (кони, медведи, собаки) или пряничные фигурки с картинками, изображавшими грибы, конфекты[5], домики или сказочных персонажей. Про Деда Мороза не забыли – старик с белой бородой восседал под деревом на подушке из ватного снега.
– Как я, оказывается, по этому соскучился… – тихо произнес Корсаков.
– По чему? Ночевкам в проклятых комнатах? – поддел его Постольский.
– Попридержи шуточки, остряк, мал еще со мной тягаться, – шутливо рассмеялся Владимир, но быстро посерьезнел и широким жестом обвел гостиную. – Вот по этому. Новогодний домашний уют. Не представляешь, как давно у меня не было возможности им насладиться.
– Во сколько, говоришь, тебя начали готовить к семейному делу? – спросил Павел.
– В тринадцать. Но это не значит, что с тех пор я постоянно от Рождества до Святок сидел в какой-нибудь клоаке в окружении разномастных тварей и духов. Не забывай, я же еще и в гимназии учился. Ответственность за хорошие оценки с меня тоже никто не снимал. Нет, мы старались каждый год на праздники собираться вместе. С учебы меня отпускали на каникулы, с двадцать первого декабря до седьмого января. Приезжаешь – а дом уже на ушах стоит. Уборка, стряпня. И так несколько дней. К сочельнику дом весь вымыт, вычищен, убран. Полы блестят после полотеров. Вся прислуга сходила в баню. Все причастились, приготовили себе к празднику обновы: никто же не станет встречать его в старом, ношеном платье. Ночью шли в часовню, что у речки. Половина дома – помоложе – ко всенощной, постарше – к утрене, в два часа ночи. Ощущения, только не смейся, такие, знаешь, благостные, умиротворенные. А дальше неделя без забот, до четвертого января, когда елку убирали. У нас, кстати, почти такая же стояла, только еще с картинками на гирлянде, представляешь?
Постольский, росший в не самой богатой семье петербургских горожан, просто молча покивал. Его воспоминания о зимних праздниках были куда беднее. Из всех развлечений – скромный стол, рождественская служба да колядки. Ну и визиты к соседям и друзьям отца, пока те у него еще оставались…
– А однажды вообще сказка получилась, – не замечая неловкости момента, продолжил Корсаков. – К Новому году морозы стали крепчать. В новогоднюю ночь, после встречи, мы с Петром взглянули на наружный термометр – он показывал тридцать два градуса ниже нуля[6]. «Полярный холод», как сказал отец. Хоть белых медведей с пингвинами выпускай. Мы с братом и оставшимися у нас на праздники друзьями решили, конечно, идти гулять. Не каждый день «полярный холод» испытаешь. Вернулись разочарованными – то ли воздух необыкновенно неподвижным стоял, то ли мы вышли из жарко натопленного дома, да еще выпив вина для храбрости (maman бы за уши оттаскала, если бы узнала, она у меня грозная). Но особого холода не ощущалось, было только трудно дышать, да звезды особенно ярко горели, и снег хрустел оглушительно. Но красиво было сказочно. Весь парк принял совсем уж фантастические очертания. И решили мы воспользоваться такой красотой.
На другой день выбрали в парке небольшую и хорошо запорошенную снегом елочку, которую еще отлично было видно из дома. Днем осторожно прикрепили к ее ветвям свечи. А ночью их зажгли. Картина получилась волшебная, никакие елочные украшения не сравнятся. Все кругом искрилось и сияло, переливаясь разноцветными отблесками – и наша елка, и соседние деревья. Ледяное царство… Правда, я после этого несколько недель провел в постели с воспалением легких, а на Петра это не повлияло никак…
Корсаков замолчал, задумчиво улыбаясь своим мыслям. Лицо его стало почти детским – настолько безмятежным он сейчас казался. И Постольский вспомнил, что хоть он и привык считать Владимира своим опытным старшим товарищем, но разница в возрасте между ними составляла всего года полтора. И то, что Корсаков выглядел и вел себя старше, не отменяло этого факта. Владимир меж тем поймал взгляд друга и вновь нацепил всегдашнюю насмешливо-деловую маску.
– Что-то хотел спросить?
– Пожалуй, – кивнул Павел, скорее для того, чтобы нарушить неловкое молчание. – Когда ты понял, что у Волковых есть какая-то тайна?
– Ну, тайной это не назовешь, так, суеверия, – ответил Корсаков. – Когда они вошли в гостиную, Леонид Георгиевич сразу же обратился к нам, а вот его жена молчала. Только пересчитала гостей глазами. И это ее несколько обеспокоило. Не тот факт, что мы ввалились с мороза. Нет, именно количество. И Волков потом проделал тот же самый подсчет. То есть шесть гостей, которые, судя по непогоде, останутся у них на ночь, их чуть-чуть напугали. Что уже интересно. А когда за ужином зашел разговор о том, чтобы оставить тебя спать здесь, у меня не осталось
