Чашечку кофе, доктор? - Ольга Авдеенко
– Простите, мисс! – окликнул ее инспектор. – Мне неловко вас об этом просить.… Но не могли бы вы зайти туда, – он указал на запретную для него дверь, – и посмотреть, есть ли там кто-нибудь?
Женщина удивленно вытаращила глаза, но молча кивнула и, не выпуская из рук ведерка, пошла выполнять просьбу. Она скрылась за дверью – и почти сразу раздался грохот. Через секунду санитарка вылетела в коридор с истошным криком:
– Кто-нибудь! Помогите!
Найт с Финнеганом, отбросив приличия, ринулись в женский туалет. Ворвавшись внутрь, оба едва не потеряли равновесие, заскользив на кусочках рассыпавшегося угля.
На полу возле умывальника скорчилась, закрыв глаза, сестра Батлер. Найт бросился перед ней на колени: медсестра дышала, но была без сознания. Из коридора послышался приближающийся топот.
– Немедленно вон! – рявкнули над ухом у инспектора, и мощная фигура доктора Хилла оттеснила его и Финнегана от лежавшей женщины.
Мокрые каменные крепыши старательно поддерживали чашу фонтана, но вода, как и прежде, проливалась из нее в бассейн.
– Думаю, нам пора, – сказал сэр Уильям. – Получается, мы сидим и ждем неприятностей. Это, по меньшей мере, глупо.
– Дядя, пожалуйста, еще хотя бы пять минут! – взмолилась Патрисия.
Она посмотрела в сторону входа в отделение хирургии и торжествующе воскликнула:
– Ага! Я же говорила!
На ступенях, озираясь по сторонам, стоял репортер.
– Мистер Финнеган! – позвала его девушка.
– В этой больнице творится нечто совершенно невообразимое! – подбежав, возбужденно выпалил газетчик. – Только что стало плохо медсестре – той самой, которую вы опознали полчаса назад, мисс Кроуфорд.
– Господи! Что с ней?
– Не знаю. Там сейчас такая суматоха! – Финнеган помолчал и, словно решившись, заговорил опять: – Думаю, вреда не будет, если я с вами поделюсь по секрету. Как я понял, вы пользуетесь особым доверием у инспектора Найта.
Сэр Уильям и Патрисия стали скромно отнекиваться, но газетчика было уже не остановить:
– Ее зовут Лора Батлер, она операционная сестра, работала с доктором Паттерсоном. Но это не все – у них был тайный роман…
Финнеган в мельчайших подробностях изложил все, что знал об отношениях доктора и медсестры, слово в слово передал текст записки Лоры Батлер, поведал о визите к миссис Паттерсон и щедро украсил свое повествование собственными умозаключениями. При этом – сознательно или по забывчивости – имя инспектора Найта в его рассказе почти не упоминалось. Под конец он обращался уже только к Патрисии и осыпал ее комплиментами:
– Если бы не вы, мисс Кроуфорд, мы бы никогда не узнали, что жена и любовница Паттерсона встречались и даже ссорились. А ведь это дает мотив им обеим! Столичная полиция у вас в долгу. Ваша исключительная наблюдательность, ваша превосходная память…
– Нет и еще раз нет! – раздраженно отмахнулся главный хирург.
Он стремительно шел по коридору. За ним, не отставая, следовал инспектор Найт.
– Не сейчас – вы же видите, что творится!
– Именно поэтому мы и должны поговорить сейчас.
– Мне нужно работать, – отрезал Кэмпбелл.
– Мне тоже, – скрипнул зубами Найт и мысленно добавил: «Черт возьми!»
– Ваши разговоры могут подождать, а наши больные ждать не должны. Некоторым необходимо помочь незамедлительно.
Они завернули в приемный покой. Сестра Барлоу подняла испуганный взгляд – ей, конечно, уже было известно о том, что случилось.
– Пациентов доктора Хилла временно направляйте ко мне, – коротко приказал ей Кэмпбелл, развернулся и, умышленно не замечая инспектора, направился к своему кабинету.
«Если это снова стрихнин…» – вдруг подумал Найт и, мысленно проклиная себя за недогадливость, почти бегом побежал в комнату отдыха медсестер. Он успел вовремя: сестра Лоусон еще только собиралась помыть чашки.
Инспектор Найт постучал в дверь кабинета доктора Хилла и, услышав короткое: «Да!», вошел.
Врач сидел, опираясь локтями на стол и уткнувшись лбом в сложенные ладони.
– Как чувствует себя мисс Батлер? – осторожно спросил Найт, присаживаясь напротив.
Вместо ответа Хилл вдруг издал тихий, но полный мучительной боли стон. Когда он опустил руки и поднял голову, инспектор был поражен: в глазах мрачного, даже грубого мужчины стояли слезы. И все стало ясно.
– Вы ее любили?
– Уже два года, – хрипло произнес врач. – С того самого дня, когда она пришла к нам работать. Разумеется, я ей никогда об этом даже не намекал – ведь я гожусь ей в отцы. К тому же Лора полюбила Паттерсона. Ну, а для Паттерсона она была одной из многих.
– Сочувствую вам.
– Вот такие у нас здесь хитросплетения, – усмехнулся Хилл. – Забавно, не правда ли?
– Скорее, естественно: когда люди почти все свое время проводят среди коллег, то нет ничего странного в том, что между ними возникают симпатии.
– Это правда.
– Пожалуй, это даже неизбежно, а в вашем отделении еще и необходимо, как некая отдушина: нередко ваши пациенты – жертвы дорожных аварий или несчастных случаев. Вам приходится видеть всякое.
– Как и вам, полагаю.
– Верно. Вот только с любовными историями у нас дело обстоит сложнее, – улыбнулся инспектор: – подавляющее большинство полицейских – мужчины.
– Подавляющее большинство? – переспросил врач без всякого интереса. – Что, в Столичной полиции служат и женщины?
– Всего несколько19. Они охраняют женщин-заключенных и женщин, находящихся под надзором полиции. Но, конечно, в Департамент уголовных расследований их не принимают.
«К счастью», – мысленно добавил Найт, вспомнив Патрисию Кроуфорд.
– Повезло вам.
Инспектор решил проверить, удалось ли ему, уведя разговор в сторону, расположить Патрика Хилла к откровенности. Будничным голосом он произнес:
– Вы ведь узнали почерк мисс Батлер, когда я показал вам записку?
Его слова прозвучали скорее как утверждение, нежели как вопрос.
– Конечно, узнал, – кивнул хирург, ничуть не смутившись.
– Я не дал вам прочесть ее последнее послание. Из него ясно, что она была в отчаянии.
– Это можно понять, если знать, каким был Паттерсон.
«Подходящий момент, чтобы выяснить, за что же его убили», – подумал Найт и поинтересовался:
– И каким же он был?
– Превосходным – можно сказать, гениальным – хирургом, но совершенно бесчувственным человеком.
– Хммм, – задумчиво протянул инспектор, – мне почему-то кажется, что если хирург будет испытывать чувства к своему пациенту, то он будет бояться причинить ему боль и, соответственно…
– … может допустить ошибку, – подхватил врач. – Вы правы. Именно поэтому хирурги не любят оперировать своих знакомых – нелегко отстраниться от того, что ты собрался резать человека, которого хорошо знаешь, знаешь его семью, его любимое блюдо и как зовут его собаку… Просто-напросто рука может дрогнуть. Во время операции хирург
