Станция расплаты - Валерий Георгиевич Шарапов
— Не трынди, Абрамыч, никто нас идти туда не заставлял. Да и Ремизов, милиционер станционный, одновременно с доктором пришел. Он в вагон и заходил, а мы только так, одним глазком заглянули.
Гудко стоял в стороне и удивлялся терпению Супонева. Он внимательно слушал рассказ носильщиков, чересчур длинный и не во всем полезный, но ни разу их не перебил, не поправил и не попросил говорить только по существу. Начальник вокзала — и тот едва сдерживался, чтобы не отчитать подчиненных за чрезмерную театральность и излишние детали. Супонев же, дождавшись, когда поток красноречия носильщиков иссякнет, принялся задавать дополнительные вопросы, причем на большую часть вопросов ответы, по мнению старшего лейтенанта Гудко, он уже получил, а на остальные у носильщиков ответов попросту не было.
Кто первым подошел к раненому? Мог ли он говорить? Как отреагировал на крик пассажир, чей багаж везли на телеге носильщики? Что он говорил? Была ли его реакция адекватной? Кто находился на перроне? Кто стоял у ларька с мороженым? Ходили ли по перрону торговки? Что увидели носильщики, заглянув в вагон? Заглядывал ли туда кто-то из зевак? И так до бесконечности: кто стоял справа от ларька, кто шел навстречу, как быстро подошли проводники? Кто? Что? Где? Куда? Дотошность Супонева могла кого угодно вывести из себя, и носильщики не стали исключением. Спустя двадцать минут они начали медленно «закипать».
— Послушайте, товарищ милиционер, — первым не выдержал Нефед, идея первенства его уже явно не прельщала.
— Следователь, — поправил его Супонев.
— Чего? — не понял Нефед.
— Товарищ следователь, — повторил Супонев.
— Да хоть черт лысый, — не сдержался Нефед. — Мы с Абрамычем тут с шести утра, а завтра снова на смену. Отпустите нас с миром, товарищ следователь. Вашим вопросам конца-края нет.
— Конечно, конечно, — Супонев будто и не думал о том, что люди могут устать. — Отдохните, а завтра жду вас в Управлении для продолжения беседы, — и, повернувшись к начальнику вокзала, добавил: — Боюсь, на завтрашний день вам придется подыскать кого-то на замену. Следствие ждать не может. Надеюсь, вы отнесетесь к моей просьбе с пониманием.
— Разумеется, — поспешил согласиться начальник вокзала. Ему и самому не терпелось закончить с допросом. — Теперь мы можем идти?
— Носильщики пусть идут, — Супонев кивком отпустил носильщиков. — А вы останьтесь. К вам у меня тоже есть вопросы.
Абрамыча и Нефеда точно ветром сдуло. Начальник вокзала тихонько застонал, но отказаться от беседы не посмел. Гудко еще пару минут наблюдал за следователем, затем вернулся в вагон. На вокзале они провели около двух часов, после чего следователь Супонев отдал приказ возвращаться в Москву.
Дома Гудко быстро поел и завалился спать, полагая, что следующий день принесет много беготни и ночные посиделки только навредят работе. Он быстро уснул, но через час проснулся и уставился в потолок. Что-то его разбудило, будто вытолкнуло из сна, но что именно? Сны ему почти никогда не снились, посторонние звуки особо не мешали, в квартире было тихо, никто не разговаривал, нигде не играла музыка, не гремела посуда, не лилась вода. Со двора через открытое окно слышались лишь стрекотание сверчков да тихий шелест листвы. Тогда что его разбудило? Пролежав в постели двадцать минут, Гудко вылез из-под простыни и пошел на кухню.
Достал из шкафа стакан, открыл кран, спустил воду и наполнил его до краев. Выпив воду, прошел в коридор, ухватил одной рукой телефонный аппарат и, подтянув длинный провод, провел его под кухонную дверь. Закрыл дверь и набрал номер телефона. Часы показывали десять минут первого. Звонить в такой час кому бы то ни было — идея не слишком разумная, но он все-таки это сделал. Слушая гудки, идущие из трубки, он нервно теребил провод. Трубку сняли только после десятого гудка. Сонный голос произнес:
— Институт Склифософского, приемный покой. Слушаю.
— Здравствуйте, — откашлявшись, начал Гудко. — Вас беспокоит старший лейтенант Гудко, уголовный розыск. Сегодня к вам поступил пострадавший с вокзала в Александрове. Могу я узнать о его состоянии?
— Вы родственник? — равнодушный голос не предвещал ничего хорошего.
— Нет, я же сказал, я из уголовного розыска, с Петровки, — для пущей важности добавил Гудко. — В интересах следствия мне требуется информация по пострадавшему.
— Звоните завтра, а лучше приезжайте. Сведения по пациентам по телефону не даем.
Гудко понял, что сейчас дежурная медсестра бросит трубку, и поспешил ее опередить:
— Гражданка, вы не поняли, — чуть повысив голос, начал он. — Сведения от вас требует лицо при исполнении служебных обязанностей, так что потрудитесь найти дежурного врача и выяснить, каково состояние больного. Жду три минуты и звоню в Минздрав!
Угроза возымела действие. Сонный голос уже не казался таковым, медсестра велела ожидать. Гудко услышал, как трубка ударилась о столешницу, а потом раздались звуки торопливо удаляющихся шагов, после чего наступила тишина. В ожидании ответа Гудко мысленно перебирал в голове события прошедшего вечера, пытаясь понять, что его разбудило. Мысль витала где-то рядом, но он никак не мог ее ухватить. И вот, когда ему показалось, что он вот-вот поймает мысль, трубка ожила, и медсестра более бодрым голосом сообщила:
— Пациент из Александрова все еще на операции.
— Каково его состояние? — ответ медсестры разочаровал Гудко, но он старался не поддаваться эмоциям.
— Пока трудно сказать. Врачи делают все возможное, — шаблонно отговорилась медсестра.
— Благодарю за помощь, — Гудко положил трубку.
«Итак, нам все еще неизвестно, выживет ли единственный свидетель. Интересно, успел ли капитан Абрамцев с ним переговорить? Эх, жаль, не догадался позвонить, когда вернулся из Александрова. Растяпа, — отругал Гудко сам себя. — Теперь дожидайся утра». Он поднялся, чтобы отнести телефонный аппарат на место. Из спальни родителей послышался голос матери:
— Олежка, чего колобродишь?
— Ничего, мама, все в порядке, — успокоил он мать. — Я уже ложусь.
Погасив свет, он вернулся в спальню, лег на диван, но еще долго не мог заснуть.
* * *
Утренний доклад в кабинете подполковника Семипалова начался ровно в семь. Первым держал отчет следователь Супонев. Он описал общую картину, сообщил сведения, полученные от носильщиков и начальника вокзала, но собственные
