Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин
Софья улыбнулась. В ее глазах заплясали озорные лучики.
– Это мой рождественский подарок. Дело в том, что его величество Император Пустоши обещал мне прекрасный сюрприз к Рождеству. И Анонимус, когда просил моего разрешения на присутствие в бальной зале, говорил о том, что «хочет сделать мне подарок». Я думала, речь о том, что я большая поклонница таланта Аркадия Филипповича и мне будет приятно увидеть его на балу. Но, похоже, я ошиблась. Как и в том, что подарком был прекрасный танец и восхитительный ледяной дворец. Полагаю, эти двое договорились заранее и преподнесли мне воистину роскошный сюрприз. Дива, способного сопровождать меня в Пустоши, если я решусь принять приглашение Императора Пустоши. Дива, способного защитить меня и открыть коридор не только туда, но и обратно! Совмещающего в себе силу и выносливость дива и способности колдуна. Уходя, его величество напрямую сказал Гермесу Аркадьевичу, что он, как сыщик, легко найдет того, кто это сделал. Ведь так?
– Да, так и было, – подтвердил Аверин, хотя Софья слегка исказила сказанные Александром слова.
– Стал бы он сам направлять нас по следу, если бы хотел скрыть «сообщника»? Так что, думаю, вы ошибаетесь, решив, что Аркадий Филиппович хотел вас убить. В конце концов, желай он скрыться, просто не позволил бы открыть дверь, а сам спокойно вышел через главный вход в зал вызовов. Вы случайно оказались не в то время не в том месте и немного испортили потрясающий спектакль. Думаю, планировалось, что именно Гермес Аркадьевич раскроет секрет первым.
Меньшов выслушал слова императрицы очень внимательно, а потом надолго задумался.
– Это действительно похоже на правду, – наконец проговорил он. – Теперь я думаю, что Анонимус специально позволил мне выследить его и просто хотел задержать, чтобы я не испортил всем игру. Ох, – старый колдун приложил руку к сердцу, – я так рад, что это всего лишь небольшое рождественское развлечение. Мне, вы знаете, категорически запретили сражаться. Инесса так и сказала: «Если хоть кто-то увидит вас с мечом, я запрещу подавать вам кофе до конца следующего года». А наставница никогда не шутит.
Он улыбнулся настолько искренно, что Аверин вздохнул с облегчением. Похоже, гроза миновала.
– Это верно. Ох, ваш кофе! Его же должны были принести! Неужели забыли? – Софья всплеснула руками.
– Ничего. Вы знаете, я решил все же сходить в курительный салон. Сяду возле окна и немного перекинусь в картишки, с вашего позволения. Нужно успокоить нервы.
И, поклонившись, Меньшов направился в сторону портьер.
Когда он скрылся, Софья схватила с подноса, заботливо протянутого ей, бокал красного вина и выпила его залпом.
– К черту конспирацию. У меня тоже, знаете ли, нервы. Этот человек ужасен.
– Но вы отлично держались, ваше величество. Надеюсь, он нам поверил.
– Даже если и нет, пока ему не за что зацепиться. В одном я была совершенно искренней: див, обладающий способностями колдуна, – это невероятное изобретение и чудеснейший подарок на Рождество. И Академия его ни за что не получит, чем бы он ни был. С остальным мы разберемся. А сейчас – приказываю отдыхать и веселиться. – Она со звоном поставила на столик пустой бокал и протянула руку, затянутую в багровый шелк.
Аверин с поклоном принял руку и вдруг понял: той милой, дерзкой княжны Софьи, бывшей монахини, больше не существовало. Теперь перед ним стояла настоящая Императрица – не только по титулу, но и по всему своему существу. И пути назад уже не было.
Игорь Евдокимов
Дело о шепчущей комнате
Декабрь, окрестности Стрельны
– П-п-постольский, ты скоро там?! – сварливо прокричал Корсаков, стуча зубами почище испанских кастаньет. Он задрал голову и попытался рассмотреть друга, забравшегося на ветку дерева и вглядывающегося в ночную темень, что уже было задачей нетривиальной. На ресницы лип снег, он же приставал к шарфу, закрывшему нижнюю половину лица.
Жандармский поручик Павел Постольский понимал, что Корсаков зол. Как минимум по тому, как Владимир обращался к нему по фамилии, хотя обычно обходился именем. И, в принципе, Постольский признавал за другом право злиться. Поручику попалось донесение о неких странных событиях, произошедших на деревенском погосте под Стрельной (якобы там восстал из гроба недавно похороненный крестьянин из зажиточных). Информация заинтриговала Постольского настолько, что он направился к своему непосредственному командиру, ротмистру Нораеву, испросить разрешения провести небольшое самостоятельное расследование. Начальство скептически усмехнулось – но согласилось. Вот и отправился поручик морозным декабрьским днем на кладбище в тридцати верстах от столицы. А Корсакова уговорил составить компанию, для уверенности. Владимир ворчал и ныл, но друга решил не бросать – все-таки Постольскому пока не хватало опыта, и встреча с чем-то действительно зловредным могла окончиться плачевно.
Ничего «действительно зловредного» на кладбище не обнаружилось. Отрывшиеся из могил покойники (представлявшиеся Постольскому) оказались двумя крайне нетрезвыми (от принятого на грудь для храбрости спиртного) гробокопателями. Пойманные мерзавцы были поручены деревенскому старосте с наказом передать уряднику[1], когда тот появится. А Павел и Владимир отправились под вечер верхом обратно к станции пригородной чугунки[2]. Поначалу Корсаков не отставал от поручика с крайне остроумными (по его мнению) шуточками и предложениями, куда еще Постольский мог бы употребить свои усилия. Однако вскоре настроение у обоих переменилось.
Кроваво-красное заходящее солнце закрыли тучи, за какие-то несколько минут обрушившие на всадников снег и буран. Видимость упала до нескольких метров, а от лютого ветра не спасали даже корсаковская медвежья шуба и бобровая шапка. Дорога, еще недавно наезженная и широкая, перестала существовать. Даже в памятный канун Рождества в Москве, когда Постольский прорывался к Дмитриевскому училищу, метель не была такой яростной. Сейчас же Павлу вспомнились рассказы бабушки, утверждавшей, что свист ветра в буран может казаться то воем волков, то плачем ребенка. И, прислушиваясь к стенаниям стихии, поручик понял, насколько те истории были правдивы. В какой-то момент путники обнаружили, что окончательно сбились с пути. Тогда-то Постольский и решил забраться на дерево и попытаться разглядеть хоть какие-то следы человеческого жилья вокруг.
– Боже ж ты мой, Постольский, ты там что, видом любуешься? – напомнил о себе Владимир, держащий под уздцы двух усталых лошадей.
– Было бы чем любоваться! – откликнулся Павел. – Не видно ни зги! Хотя… Погоди-ка…
Он прищурился, попытался защитить от снега глаза, прикрыв их ладонями, и еще старательнее вгляделся в черно-белую круговерть вокруг. Показалось? Или действительно мелькнул вдали теплый оранжевый огонек?
– Кажется, я что-то вижу! – крикнул Постольский.
– А конкретнее? – съязвил Корсаков.
– Свет какой-то! Возможно, чей-то дом рядом!
– В
