Убийство в Петровском парке - Роман Елиава
– На дело, действительно, назначили следователя по особо важным, – рассказывал Илья Блохину. – Трегубов Иван Иванович. Молодой, но с виду очень важный.
– Трегубов? Никогда не слышал о таком, – подумав ответил Блохин, – если молодой, то могли недавно назначить. Такую должность нужно заслужить делом или же выслугой лет. Ты говоришь, он молодой, значит, уже есть заслуги. Что там с мясником и сторожем? Разговаривал?
– Сторож исчез, сбежал, – уныло ответил Павлов и пересказал беседу с матерью Степана.
– Сбежал – значит виновен! – заволновался Блохин.
– Не уверен, но продолжу его искать. Есть имя его друга, у которого он мог спрятаться.
– Уже хорошо. А Молчанов?
– К Молчанову идти мне запретил следователь, считает, что я не справлюсь, – откровенно ответил Илья.
– Может, он и прав, может, он и прав. Держи меня в курсе дела, – попросил Блохин.
Из-за обсуждения дел со своим наставником Павлов приехал к полицейскому фотографу не через час, а через два. При виде Ильи его полные щеки побагровели и затряслись от злобы.
– Я Вам что тут, мальчик на побегушках?! – выпалил он. – Где Вы были? Я уже второй час жду Вас!
– Извините, ради бога! Завез продукты Блохину. Помните, он сломал ногу в прошлый раз в парке?
– Помню, – готовый взорваться фотограф медленно спустил пар. – Ваше оправдание принято, но впредь будьте более пунктуальны. Вот Ваши фотографии, а теперь – едем.
– Едем?! Куда едем? – удивился Павлов.
– В парк Сокольники. Пока Вы помогали Вашему коллеге, нашли новый труп. Со слов городового, похож на труп в Петровском парке.
9
Трегубов сидел в экипаже насупившись, – он хорошо себе представлял, что такое допрос с пристрастием. Ему было жаль своего товарища, который, впрочем, не в первый раз попадал в неприятности.
– Хватит Вам дуться, как кисейной барышне, – проговорил сидевший рядом Смирнов. – Ничего страшного ещё не произошло.
– Как не произошло, если Канарейкин уже в тюрьме?
– Я так и думал, что он Ваш друг, – спокойно заметил жандарм. – У Вас есть шанс оказать ему важную услугу.
– Тюрьма, хочу заметить, не очень приятное место, особенно для чувствительных натур, коим является Николай.
– Вы так считаете потому, что и у Вас был подобный опыт? – спросил подполковник и шмыгнул носом.
–Что Вы ещё знаете обо мне? – повернулся лицом к собеседнику Николай.
– Не всё, но многое, – многозначительно ответил жандарм. – Профессия такая, сударь. А Вы бы лучше о деле думали, а не предавались унынию. Вы слышали генерала?
– Что Вы имеете ввиду?
– У Вас всего неделя.
– Да. И что же?
– А то, что, если Вы не справитесь, господин директор не станет Вас больше защищать и, памятуя о Ваших отношениях со Стрельцовым, ждите беды. Рискну предположить, что Вы быстро окажитесь рядом со своим Канарейкиным.
– Вы так считаете? – изумился Иван. – Но мои, как Вы выразились, отношения со Стрельцовым сложились отчасти таким образом из-за вас с Николаем Ивановичем.
– Господи, Трегубов, простите меня, но иногда Вы рассуждаете, как ребенок. Люди, которые достигают подобного положения в обществе думают не так, как Вам представляется. Мне кажется, я Вам уже говорил об этом. Они думают, что это окружающие им чем-то обязаны, а не наоборот. Подобная власть, она… она меняет людей. Слова Николая Ивановича нужно воспринимать очень серьёзно и делать выводы, а не воображать себе не бог весть что.
– Вы хотите сказать, что господин Петров считает, что делает мне одолжение, и это я ему обязан, после того, что сделал для него и для Вас?
– Ну конечно! Видите, Вы не совсем пропащий, – кое-что начинаете понимать, – улыбнулся жандарм, – делаете успехи! Глядишь, так и карьера пойдёт вверх.
– Как у Вас?
– Как у меня, – без эмоций ответил Смирнов, не отреагировав на резкий тон вопроса. – Смотрите-ка, уже приехали.
Трегубов посмотрел на безликий двухэтажный особняк, каких много в Москве, без каких-либо отличительных архитектурных излишеств, присущих богатым домам-дворцам северной столицы государства. Дом был небольшим даже по меркам Москвы. Справа и слева от него пристроились более высокие и широкие собратья. Перед куцым крыльцом, засунув руки в карманы пальто, прогуливался мужчина, сильно напоминающий тех, что приезжали арестовать Ивана. Трегубову почему-то вспомнился Павлов, в котором сложно было заподозрить полицейского с первого взгляда. Ему было интересно, трансформируется ли молодой Илья Петрович, похожий на студента, через несколько лет в типичного агента, подобного этому. Полицейский агент, – а это был именно он, как правильно догадался Трегубов, – мгновенно насторожился, как только к дому подъехал экипаж. Он подошел к нему, внимательно вглядываясь в пассажиров и, казалось, немного успокоился, увидев Смирнова в форменной шинели, но, тем не менее, строго сказал:
– Здесь нельзя останавливаться, можете проехать вон туда, чуть дальше, – показал он рукой.
– Мы к князю Бронскому, голубчик. Вы – господин Коваль? – спросил подполковник.
– Нет, он внутри. Но Вас я не могу пропустить, не узнав, кто Вы.
– Подполковник Смирнов, а это следователь Трегубов, вас должны были предупредить о нашем визите. Вот приказ из канцелярии Семякина.
Агент взял бумагу из рук жандарма и пробежал глазами.
– Проходите, – посторонился он. – Прошу Вас.
Они прошли в дом и оказались в полумраке прихожей: свет пробивался откуда-то сверху. Впереди них расположилась широкая деревянная лестница на второй этаж, справа и слева – по две двери из темного дерева. Эти двери были разными: одностворчатые ближе к входной двери, а далее – двухстворчатые, одна из которых, та, что справа, отворилась, и в прихожую вышел практически лысый мужчина в помятом коричневом костюме с бесцветными глазами на круглом лице.
– Господа Трегубов и Смирнов, полагаю? – спросил он.
– А Вы – Алексей Алексеевич Коваль? – уточнил Смирнов.
– Совершенно верно. Приветствую Вас. Раздевайтесь, вот там вешалки, позади вас. Князь вас ждёт, меня предупредили о вашем визите.
Сняв верхнюю одежду, Трегубов и Смирнов прошли в ту же комнату, из которой появился Коваль. Ивану открылась достаточно большая для дома такого размера гостиная. Однако размер скрадывался сумбурной обстановкой. Большой массивный стол по центру комнаты был окружен монументальными стульями на толстых ножках с чересчур высокими спинками. Вокруг стола, вдоль стен, расположились пара комодов в разных стилях, старинное деревянное бюро, часы на высокой подставке, а в углу стоял черный рояль. Напротив дверей – два окна, выходивших на соседний дом. Слева и справа от входной двери в гостиную были ещё две, ведущие в другие помещения. Обе были закрыты.
– Дмитрий Евгеньевич в кабинете, – пояснил Коваль, –
