Пропавшая книга Шелторпов - Анна Свирская
– Не я виновата в ваших неприятностях, – не менее насмешливо ответила разозлённая этим уколом Айрис.
– Неприятности, – хохотнул Джулиус. – Это точно! Ничего, кроме мелких, противных неприятностей я не получил.
– А Хаймовиц? Он что-то обнаружил? Сумел расшифровать цифры?
Джулиус разочарованно покачал головой:
– Нет, ничего, всё это было зря. Говорю же, одна нервотрёпка.
– Но ведь что-то же он вам написал?! – Айрис в возбуждении сжала пальцы в кулаки. – Хотя бы что-то!
– Написал, что видит два варианта. Первый – это вообще не шифр, и обведённые номера страниц тоже не несут никакого особого смысла. Второй – надпись зашифрована, но ключ известен только одному конкретному человеку.
– Ключ?
– Я не помню, как Хаймовиц точно выразился, что-то вроде того, что только тот, кто знает, куда смотреть, сможет понять, что написано. Надпись слишком короткая, работать не с чем. Для того чтобы установить закономерности, нужны бо́льшие объёмы. А скорее всего, это вообще никакой не шифр, и дело в чём-то другом.
– В чём, например?
– Видимо, в том, что кому-то эта надпись покажется понятной.
– Ты должен рассказать остальным, – сказал Дэвид.
Джулиус снова вытащил фляжку. Он не открывал её, просто крутил в руках, прислушиваясь к тому, как внутри плещется жидкость.
– Нет, – сказал он. – Я не собираюсь про это рассказывать. Даже если бы с сэром Фрэнсисом ничего не случилось, я бы не стал. Не хочу, чтобы все годами пересказывали, как Джулиус стащил книгу из-под носа у поверенного. Боже, нет! А мать меня живьём сожрёт. Скажет, что я выставил её дурой перед всеми, и будет припоминать до конца жизни.
– Но теперь полиция считает, что это Селлерс забрал книгу! – воскликнула Айрис.
– Он и хотел её забрать, просто я оказался ловчее. Что изменится, если я расскажу про это полиции? Ничего. Только сам опозорюсь. А ещё хуже – придётся рассказывать про то, что я надеялся найти в книге… Если бы я ещё сам это знал! – Джулиус открутил крышечку фляжки. – Представляете, какой будет скандал? Я не знаю, каким чудом отец не попался в Лондоне. Наверное, потому что его мало кто из журналистов знал в лицо. Но если эта история попадёт в газеты сейчас, для матери это будет удар… Понимаете, насколько это унизительно, тем более в таком возрасте?
– Если ты так заботишься о матери и репутации, то должен был ещё тогда остановить отца, – сказал Дэвид.
– Как бы я это сделал? Пригрозил, что всё расскажу матери? Он знал, что я этого никогда не сделаю. Во-первых, тогда всё станет ещё хуже, во-вторых, мы… Мы были с отцом заодно. Заодно, понимаете? – повторил Джулиус и сделал глоток из фляжки. – Мне так его не хватает! Мы не так уж много времени проводили вместе в последние годы. Я жил своей жизнью… Пытался, по крайней мере. Но я знал, что он на моей стороне. Даже если он молчит и не вступает с ней в спор, он на моей стороне. Мы помогали друг другу.
Дэвид отвёл глаза. Он не любил обсуждать свои отношения с родственниками, и, наверное, даже от того, что кто-то другой собирался делать это в его присутствии, чувствовал беспокойство.
Джулиус же – то ли желая оправдаться перед ними, то ли просто под воздействием выпитого – начал распространяться о тяготах своей жизни:
– Все в доме подчинялись ей беспрекословно. Я никогда не видел, чтобы кто-то всерьёз с ней спорил и возражал. Разве что Изабель, но и она никогда не спорила, просто делала по-своему. Но ей-то что? Она же здесь не жила. И моя мать всегда относилась к ней иначе… И не только моя мать. Все. Это же Изабель! Все обожают Изабель, на неё невозможно сердиться. Нам с Элеонорой не так повезло. Отцу тоже. Я всегда думал, что он на её стороне, а потом… Мне было семь или восемь, может, девять, и мы поехали к друзьям на выходные. У них был дом на побережье. А в ванных комнатах – туалетная бумага прямо в рулонах…
– Что, прости? – прервал Джулиуса Дэвид.
Они с Айрис даже переглянулись, потому что не были уверены, что расслышали правильно.
– У нас в доме туалетную бумагу нарезают на прямоугольники и кладут на столик, – пояснил Джулиус. – Моя мать считает, что рулоны – для низших слоёв.
Айрис, конечно, обратила внимание на разрезанную бумагу, но понятия не имела, что у этого была классовая подоснова.
– Так вот, мы приехали в гости, а там бумага в рулонах. Самая простая, недорогая, которой все пользовались. Ну, кроме нас, конечно.
– Только не говори, что тётю Гвендолин не устроило качество, – рассмеялся Дэвид. – Или она потребовала её нарезать?
– Нет, ты что! Она не стала обсуждать бумагу, она выше этого. Но дело в том, что внутрь рулонов вкладывали такие маленькие тоненькие карточки. Ты просто разматывал рулон, и вдруг раз – выпадала такая штука. На них были стишки, простенькие, но мне нравились. «Если вылил суп на свитер, сразу взял – бумагой вытер». Или «Если ты разбил коленку, то…» Что же там было? Забыл… Все стихи были про эту бумагу и про ситуации, когда она могла пригодиться. А если собрать все карточки из одной серии, их можно было отправить на фабрику, и они присылали книгу. Я так хотел её получить! Пока мы были в гостях, я собрал несколько карточек, но хотел все. Я подошёл к матери и спросил, можно мы будем теперь покупать такую бумагу, именно этого производителя, где есть карточки. Она посмотрела на меня как на идиота и сказала, что Шелторпы не собирали и не будут собирать вкладыши от туалетной бумаги. Я знаю, вам смешно. – Джулиус посмотрел на них, и смешным он совсем не казался, скорее потерянным. – История и правда глупая. Но она ещё не закончилась. Мы вернулись домой, и как-то через пару дней ко мне зашёл отец. Он принёс мне сразу три рулона той самой бумаги. Мы вместе их размотали, вытащили все карточки, читали стихи и смеялись. Я до сих пор… Господи, сколько лет прошло, а я до сих пор вспоминаю тот день! Это было лучше, чем когда мы поехали в Биарриц на целый месяц. И не потому, то мне так нужны были карточки. Знаете, что
