Роковые яйца майора Никитича - Ольга Липницкая
А Марийка забегала в это время в свой старый двор.
Дом был через улицу. Если по леваде оббежать, так совсем близко.
Приоткрыла тихо калитку. Замерла, прислушалась. Где-то в сарае сонно фыркнул пони, поднял уши спящий у крыльца мохнатый пес цвета мокрого асфальта.
– Кусака, – прошептала Марийка. – Свои…
Пес, словно нехотя, пару раз ударил хвостом о землю, опустил морду на лапы, вздохнул, засыпая…
Марийка аккуратно потянула на себя входную дверь родного дома и замерла, прислушиваясь…
Кошки…
Тут теперь хозяйничали кошки…
Повсюду. На шкафах, на окнах, на стульях и, конечно же, на диване…
– Кыс-кыс, – несмело произнесла бывшая хозяйка этого дома.
Ответом ей была напряженная тишина и блеск десятков фосфоресцирующих глаз.
– Я быстро, – пробормотала сама себе женщина и щелкнула выключателем. – Я сейчас…
Она несмело, бочком, проползла в сторону каморки, которая когда-то служила в доме кладовой.
Распахнула дверь…
Ох!
Старые подушки, неработающий пылесос, когда-то подаренный бабушке не юбилей и даже не распакованный кухонный комбайн…
А вот стопка детских рисунков Марийки. А вот коробка с открытками от какой-то Елены Степановны. Кажется, даже мама уже не знала, кто это такая. А открытки все шли…
Марийка вздохнула, решительно шагнула внутрь…
Ее детская шубка, которую бабуля хотела перешить себе на шапку, рыбацкие сапоги отца “очень хорошие”, какая-то шкатулка, расписанная под хохлому, и…
Вот она!
Вышивка!
Та самая!
На доске. В некрасивой раме, слишком большой для этого куска ткани.
Вышивка в ее руках казалась будто слишком тяжелой. Марийка вытянула ладони, словно не сама ее рассматривала, а показывала кому-то.
Только потом заметила, что не дышит.
И что пальцы дрожат, будто сердце решило переселиться в ладони.
Резко тряхнула волосами, закусила губу, раскрыла подрамник…
В руки ей упала старая доска, обтянутая неказистой тканью. Марийка собралась с силами, решительно рванула ткань на себя и тут!..
Тьма.
Резкая, как удар.
Будто весь дом провалился в пропасть!
.
Глава 12
Первым залаял пес!
Марийка резко прижала доску к груди, отшатнулась подальше от входа…
Потом завыли кошки…
Не жалобно, не испуганно, а громко, страшно, утробно!
Какая-то из стаи взвизгнула! Шум, словно животное прыгнуло, глухие ругательства, стон, грохот!
А потом во дворе, будто бравый полковой конь, заржал белый Колькин пони…
Ноги у Марийки подкосились, она, обессилев, рухнула на мешок со старым тряпьем, сами собой навернулись слезы, горло перехватил комок…
И тишина… Тут же повисла мертвая, глухая тишина.
Деревенской знахарке стало настолько страшно, что она боялась вздохнуть, не то что пошевелиться…
И вдруг…
– Марийка! – услышала она родной голос. – Мария! – дверь чулана распахнулась, и яркий луч фонаря выхватил ее, напуганную. – Ты чего, родная?
Майор протянул к жене руку, вытащил ее из мягких объятий ветоши…
– Пробки тут выбило, – спокойно проговорил он.
– Ой, Андрей, – хохотнула Марийка и прижалась к любимой груди. – Как хорошо, что это ты… А я-то… Я перепугалась, – затараторила она нервно, пока Никитич пробирался к щитку.
– Чего перепугалась? – удивленно спросил он. – А я говорил, нечего по ночи бродить! – произнес он назидательно, щелкнул предохранителем. – Дождалась бы твоя икона утра…
В доме так же, как погас, вспыхнул свет.
– Тебе от кошек-то досталось? – улыбнулась Марийка. – Дай посмотрю…
– Что досталось? – удивленно посмотрел на жену майор. – Чего досталось?
– Ну… – растерялась деревенская знахарка. – Кошки… Бросились… Я слышала…
Совершенно целый майор нахмурился, строго посмотрел на жену, чертыхнулся, быстро прошел в гостиную…
Там никого не было…
В смысле, людей…
Но кошки сидели нахохлившись. У некоторых еще и шерсть на загривке была дыбом, одна из них нервно вылизывалась…
Майор огляделся: поваленный стул, разодранная штора и… капли крови на подоконнике…
– Хорошо ж они вцепились кому-то… – пробормотал Никитич.
– Кому? – простодушно уточнила Марийка.
А в ответ получила только тяжелый взгляд мужа.
– Так, – рыкнул он. – Стоишь и не двигаешься мне тут…
Достал телефон.
– Расков? – рявкнул в трубку вместо “алло”. – У тебя ж есть лабораторный чемоданчик! Не отпирайся, знаю, что есть… – фыркнул майор. – Давай дуй в мой старый дом… Надо образцы с подоконника собрать… Чего, чего?! Крови! На хрена мне образцы моей крови? – побагровел Никитич. – Так, Евген!
Видимо, Расков примерно в этот момент как раз проснулся и понял, что надо делать, потому что майор раздосадованно фыркнул и положил трубку.
– Сейчас сюда придет Женька, – обернулся он к жене. – Он будет работать с уликами. А мы, – он сделал упор на местоимении, – пойдем домой! Вдвоем! – произнес Никитич грозно.
– Да я что… – всхлипнула Марийка. – Да я ж…
Она замолчала. И тут на нее словно обрушилось осознание.
Кто-то был в доме.
Не просто случайно – зашли следом за ней.
И свет погас не сам собой. И кошек вспугнули не мышки…
А самое страшное…
Нет в деревне чужих сейчас. Никто не появлялся.
Значит… Это кто-то, кто живет рядом. Давно. Может быть, всегда… Кто-то, кто хорошо понял, кого достали из болота. Кто-то, кто легко сопоставил, что Марийка, узнав новости, не просто так рванула в старый дом. Кто-то, кто знал, что старик Синицин где-то спрятал сокровище…
И скорее всего, это тот, кто за эти сокровища убил ее деда. А сегодня, видимо, хотел убить ее…
Марийка скривилась, губы задрожали. Она прижала доску крепче. Сердце колотилось, как у пойманной птицы.
– Да боже ж ты мой… – Никитич перехватил взгляд жены.
Мгновенно шагнул к ней.
Обнял.
Сжал.
– Душа ты моя неугомонная… – шепнул, вжимаясь губами в ее макушку. – Все, все, все… я с тобой.
Он держал ее, пока дрожь не схлынула. Потом чуть отстранился.
– Кстати… о душе.
Никитич осторожно взял доску из ее рук. На ощупь – старая, тяжелая, сотнями рук отполированная. Взял плоскогубцы, присел. Доска уперлась ему в колени. Начал медленно отжимать гвоздики. Один. Второй. Третий.
Грубая ткань сдвинулась. Послышался тихий хруст.
Он снял ее.
И на него посмотрел лик.
Молча. С прямым, пронзительным взглядом, будто знал, что его тридцать лет скрывали.
Не портрет. Не репродукция.
Лик.
Хорошо прописанный. С ровными чертами. Лоб высокий, глаза живые.
Никитич не разбирался в иконах. Но он знал: это не случайный сувенир.
Майор выдохнул. Глухо. Почти со стоном.
– Ох ты ж ё…
Марийка стояла рядом. Молчала. Смотрела.
А с доски на них смотрел святой.
Евген Расков появился в старом Марийкином доме минут через десять. Заспанный, взъерошенный, в футболке наизнанку, но с алюминиевым чемоданчиком эксперта наизготовку.
Увидел в руках шефа икону, замер…
– Семнадцатый век, шеф, – прошептал с благоговением.
– Я помню статью, – кивнул Никитич. – Ты давай, образцы крови с
