Изъян - Алекс Джиллиан
Застыв, как восковой манекен, я заторможенно наблюдаю, как густая тягучая тьма рассеивается в его глазах, светлея на несколько тонов. Он шумно втягивает воздух и на секунду прикрывает веки, продолжая медленно поглаживать онемевшие участки кожи. Жесткая линия челюсти расслабляется, как и вздувшиеся мышцы под темной рубашкой, дыхание выравнивается.
Много лет я была уверена, что мужа заводят прикосновения к следам боли, что ему нравится моя изломанность, неуверенность в себе и уязвимость.
Я думала, именно в этом он черпает свою силу, наслаждаясь абсолютной властью над той, что заведомо слабее и готова подстраиваться и терпеть, лишь бы не остаться одной.
Но еще больше я боялась, что за нездоровыми пристрастиям мужа прячется такая же больная жалость.
В конечном итоге я убедила себя, что мои изъяны — его личный сексуальный фетиш, и чувствовала себя от этого еще более жалкой и несовершенной.
Ну а как иначе, если твоего мужа привлекает не стройная фигура и красивое лицо, а то, что остальные считают уродством?
То, что я сама считала уродством и скрывала под закрытой одеждой и длинными волосами. Никто, кроме него, никогда не видел… Никто, кроме него, и не захотел бы посмотреть. Я верила в это… да. И жила с этим. Изо дня в день.
Я делаю глубокий вдох, пораженная очередным сошедшим на меня откровением.
Я ошиблась. Ошибалась все эти годы, изводя себя сомнениями и лелея собственные комплексы.
Мои шрамы не возбуждают его. Они якорят.
Напоминают, что я когда-то сделала для него.
Мои шрамы не дают его тьме вцепиться в меня, не позволяют ему сорваться до конца.
Мои шрамы — как пароль, который он помнит даже тогда, когда забывает всё остальное. Поэтому Саша не прикасался к ним, когда набросился на меня, как хищное животное. Он осознанно переступил грань, но зачем?
Исповедь? Изощрённое признание? Или попытка заставить меня вспомнить?
Возможно, он использовал травматический шок, как способ «разморозить» заблокированные зоны памяти. Допускаю, что подобный метод мог сработать — и, по факту, сработал. Но я всё сильнее чувствую, что за этим стояло нечто большее. Не просто желание вернуть мои воспоминания, а что-то еще…, чего я пока не вижу.
— Я не убивал их, — едва слышно произносит Александр и, убрав волосы с моей спины, нежно целует в основание шеи. — Понимаю, как паршиво все выглядит со стороны. И особенно дерьмово — твоими глазами, но я, блядь, не маньяк.
— А кто? — развернувшись, я резко толкаю его в грудь. — Кто, Саш? Если все указывает на тебя!
Глава 20
«Знать тьму внутри себя — лучший способ справиться с тьмой в других.»
Карл Густав Юнг
Александр
— Нет, Олег, в обед не получится. Ева расстроена, ей необходимо отдохнуть и успокоиться, — кивнув пробегающей мимо горничной, я перехватываю ее за запястье. Девушка послушно замирает на месте. — Мы обо всем поговорим. Вместе. Ты, я, Тео и Ева. Приезжай ближе к вечеру, — завершив вызов, убираю телефон в карман брюк и бросаю прицельный взгляд на смазливое лицо блондинки.
Горничная вытягивается по струнке, в глазах покорное ожидание, на губах услужливая улыбка. Если я попрошу ее встать на колени и потребую мне отсосать, она без колебаний это выполнит. Прямо в коридоре, где нас может увидеть любой и не заморачиваясь тем, что в десяти метрах отсюда находится комната моей жены. Сколько раз я заставал Тео и других членов клуба за чем-то подобным? Не сосчитать.
— Вы чего-то хотели? — голос звучит неожиданно робко.
Забавно… Она боится. Я мгновенно считываю тщательно скрываемый страх по характерным реакциям тела: напряжённым плечам, непроизвольно сведённым коленям, лёгкому трепету ресниц.
Это интуитивное или даже животное понимание, что любая ошибка может стать приглашением к игре, в которой она не выживет. Девочка знает, что меня не интересуют местные развлечения, и это ее сильно нервирует и тревожит. И надо признать, что ее опасения не беспочвенны. Но я не выбираю тех, кому не по зубам назначенная роль.
И никогда не ошибаюсь.
— Юля, кажется? — уточняю я, пытаясь припомнить имя горничной, которую слишком часто вижу рядом с Тео.
— Да…, — неуверенно кивает она, словно сомневается, что ее действительно так зовут.
Я молча изучаю ее застывшую позу, оценивая глубину дыхания, тонус мышц, уклончивый взгляд в глаза. Юля — типичная представительница «служебного слоя», выдрессированного под конкретные нужды. Внешне послушная и безотказная, но внутри почти полностью выжженная.
— Тебе нравится здесь работать, Юля? — склонив голову, мягко интересуюсь я.
Вопрос звучит буднично, но я задаю его не из праздного любопытства. Хочу понять, до какой степени они довели персонал. Это уже не социальный эксперимент, а тест на утрату идентичности.
— Тут мой дом. Другого у меня нет, — предельно честно отвечает девушка.
Другими словами: ей просто некуда идти. Среди обсуживающего персонала клуба таких, как она, подавляющее большинство.
— Понимаю, — произношу, хотя на самом деле считаю иначе.
Юля сконфуженно улыбается, не решаясь спросить, чем обязана повышенным вниманием к своей персоне. Она не догадывается, что я мысленно ставлю галочки напротив симптомов: апатия, эмоциональное выгорание, подмена понятий. Синдром адаптивной зависимости в чистом виде. Её уже нельзя вылечить — только перепрограммировать заново.
Когда-то в этом месте ещё пытались изображать духовность. Сегодня от доктрины осталась только вывеска. Потакая своим низменным потребностям, Тео и его новые друзья превратили клуб в глянцевый бордель с философией освобождения.
Здесь больше нет запретов. Нет правил. Нет стыда. Каждый покупает себе избавление в удобной упаковке, приправляя его иллюзией просветления и персональной неприкосновенности.
Харт должен был стать моими глазами и ушами на внутренних сессиях синклита, как и Олег Костров, отец моей жены. Я доверял Тео, полагаясь на его интеллект, на холодный расчёт, на умение оставаться в тени. На преданность, черт возьми, и общее прошлое.
Но вместо этого он сделал ставку на блеск и влияние. Теперь его больше интересуют власть, деньги, спонсоры и девочки вроде этой Юли, личного ассистента с «расширенным спектром обязанностей».
Можно списать перемены в поведении Харта на разрушительное влияние клуба, но правда в том, что он всегда был таким. Я просто слишком долго отказывался это замечать, каждый раз напоминая себе, как много Тео сделал для меня. Вот только эта помощь никогда не была бесплатной.
— Будь добра, отнеси обед моей жене. — коротко приказываю застывшей в ожидании девушке. —
