Посредник - Женя Гравис
Она же толком не понимает ничего, потому что не видела иного обращения! Побудет за решеткой вдали от родных, раскается, поймет…
Надо остановить это, пока еще не поздно.
А туман уже закручивался в гигантский смерч от земли до неба, где сливался с тучами. И непонятно было: то ли из черных облаков прядется толстая витая нить, то ли из земли вырастает это огромное веретено, наматывающее на себя косматые волокна. И вращается все быстрее и быстрее…
Вера смотрела на это, распахнув глаза и не двигаясь с места.
Сыщик заметил, что к ним бежит еще кто-то. Торопливо и неловко, подобрав длинные юбки. Надежда. Еще ее тут не хватало.
– Уходи! Уходи отсюда! – кричал ей Митя, снова безуспешно пытаясь пошевелиться.
Слова его заглушил грохот сверху. Гроза набирала мощь, и гром гремел дробно и раскатисто – как аккорды двенадцатого этюда Шопена. В такт им посверкивали молнии, озаряя происходящее.
Призрачный «сугроб» держал крепко, и сыщик взвыл, дергаясь в последнем усилии, не желая смириться с тем, что вмешаться ему уже не дадут.
Надежда добежала, остановилась и растерянно заметалась между Митей и сестрой, не понимая, что делать. Клок тумана вдруг взметнулся вверх и ласково огладил ее по щеке. Надя слегка отшатнулась.
– Вторая пришла. Молодец, – прошелестела тьма. – Моим отпрыскам полезно посмотреть, как вершится правосудие.
– Суд? – оторопела Надежда. – Над кем? За что? Кто вы?
– И чему тебя учили, – вздохнула тьма и повернулась к Вере.
Конечно, поворачиваться ей было нечем – ни глаз, ни лица, ни фигуры в вихре тумана не было. Но Митя, пребывая в своей «снежной ловушке», как-то почувствовал, что субъект беседы изменился.
– Боишься? – спросила тьма у Веры.
– Н-не боюсь, – ответила та.
Она по-прежнему пребывала в каком-то оцепенении.
– Врешь, – усмехнулась тьма. – Все вы врете.
И Митя понял, что последняя фраза отчасти относилась к нему. Не поспоришь. Не то чтобы он врал, когда давал обещание, но надеялся, что в итоге как-то можно будет… выкрутиться. Договориться. Решить по-хорошему.
Болван. Так и не понял, с кем можно договариваться, а с кем нет.
– Ты лишила жизни свою родственницу, одаренную моей силой. Признаешь?
– Признаю, – кивнула Вера.
– Знаешь, что последует за этим?
– Я знаю «Книгу Жизни» наизусть. Я всю жизнь ее читаю.
– Вижу. Телесной смерти не боишься. Ты ее и не заслужила. Слишком легко. А вот душу твою есть куда отправить. Навеки.
Надя бросилась вперед:
– Нет, прошу вас! Пожалуйста! Не обрекайте ее на это! Она повинится и раскается. Умоляю! Или… заберите меня вместо нее! Я пойду!
Тьма даже не успела ответить, потому что Вера вдруг вышла из ступора, повернулась к сестре, толкнула ее обеими руками и с неожиданной злобой выкрикнула:
– Ты и здесь хочешь влезть вперед? Уйди! Меня выбрали, а не тебя!
Тьма засмеялась так, что поднялся шквалистый ветер, а на небе громыхнуло особо оглушительно.
– А ты мне нравишься, набожная душегубица! Люблю дерзких. Может, и послужишь еще, когда ума наберешься. Лет через пятьсот.
Надя отлетела назад и, наверное, упала бы, если бы ее не подхватил вдруг появившийся из темноты Зубатов.
А он что здесь забыл? Что их всех сюда вдруг потянуло? Кого еще ждать? Кузину Аделаиду? Или сам дух старушки Дарьи Васильевны?
С другой стороны, от Зубатова мог быть хоть какой-нибудь толк.
Лазарь Платонович подхватил Надежду за талию, вгляделся в лицо, потом перевел взгляд на Веру и просиял:
– Мать моя чума! Так вас двое!
А потом увидел основание черного смерча, поднял голову – туда, в небеса, где почти без перерыва били молнии… и вдруг склонился в глубоком поклоне:
– Госпожа…
Он произнес это с таким благоговением – как будто встретил не иначе как государя императора.
«Госпожа» не удостоила его ответом.
– С ума сойти! – озирался по сторонам Зубатов и вдруг увидел сыщика, который по-прежнему барахтался в призрачном «сугробе».
– Остановите ее! Сделайте что-нибудь! – крикнул Митя, надеясь, что некромант услышит в шуме грозы и рокоте грома.
Тот лишь непонимающе повертел головой. А потом развел руки и запрокинул лицо вверх:
– Вот это мощь! Первозданная сила!
Зубатов испытывал нескрываемый восторг. Черный ветер трепал его волосы, пиджак и брюки, а он наслаждался каждым порывом и смеялся – искренне и радостно, как ребенок.
«Он сошел с ума», – подумал Митя.
У ног Лазаря крутилась собака – подпрыгивая и неслышно повизгивая. И в частых вспышках молний сыщику казалось, что у Стикса взлетают длинные уши и отливает золотом шерсть…
Определенно, вокруг творился полный разгром.
А Веру между тем обмотало черным туманом почти по пояс… Как будто незримая сила связывала ее по рукам и ногам…
Надежда очнулась первой и схватила Зубатова за рукав:
– Послушайте! Сделайте же что-нибудь!
– Я не вмешиваюсь в дела Смерти.
– Тогда я вмешаюсь!
Она стояла там – маленькая и гневная. Отчаянная. Яростная.
Надежда вытянула руки и начала тащить туманную «пряжу» из смерча, который за последние минуты вырос и превратился уже не в канат, а в толстое дерево. Не обхватишь.
Волосы у нее на лбу взмокли, ветер трепал юбки, но она тянула и тянула, и наматывала тьму в руках как клубок. Быстро, нервно. Получалось нечто рваное и комковатое. А она плела и плела – пока клубок не вырос до размеров футбольного мяча. Потом дунула на него и что-то прошептала, отчего шар засветился призрачным зеленым светом.
Зубатов наблюдал за этим с некоторым удивлением. А Митя – с надеждой. На мгновение ему показалось, что у нее что-то получится.
Надя размахнулась – и бросила клубок в самую середину безумного вихря.
Светящийся мяч врезался в ствол и… растворился без остатка. А тьма расхохоталась – издевательски и с нескрываемым сарказмом:
– Какая прелесть! Ты что – намеревалась покалечить меня… моей же силой?
– Госпожа, простите ее, она не ведает… – снова склонился Зубатов.
– Так объясни! – походя бросила та.
Некромант сделал какой-то хитрый пасс пальцами – и Надя вдруг обмякла и начала заваливаться. Зубатов поймал ее в последний момент и вскинул на руках.
«Мерзавец, – подумал Митя. – Разберусь с ним, как только освобожусь».
Ветер поднялся до ураганного, наверху беспрестанно грохотало, а молнии то и дело полыхали, освещая кладбище. Веру скрутило уже по плечи – она казалась спеленутой куклой, лишь в глазах метались удивление и страх. Смерч разросся до нескольких метров в обхвате и кружился так, что начало мельтешить в глазах… Странно, что до сих пор с неба не упало ни капли.
«Вот и все», – отстраненно подумал Самарин.
А вихрь вдруг начал… выворачиваться наизнанку. Меняться. И
