Мастер - Бентли Литтл

даже «Вольво» Мэй. Мы с ней устроились на заднем сиденье. Я представил их друг другу, и, когда я упомянул, что Эван и Оуэн работают над «Охотниками за призраками», Мэй сразу оживилась:

– Мы с Ваном смотрим это шоу!

Оба сценариста, как обычно, были весьма разговорчивы – особенно Эван. После комплиментов от Мэй они с энтузиазмом принялись рассказывать все, что им удалось узнать о Данг Нгуене. Как оказалось, именно он познакомил Фрэнка с местными примитивными верованиями, которые побудили того искать последователей этого запретного культа.

– Как мы уже говорили, один из главных принципов этого учения – общение с мертвыми.

Мэй, как я и надеялся, не удержалась и спросила, какое это все имеет отношение к смерти моего брата, давая мне пространство для рассказа. Я решил начать с самого начала.

– Вы не поверите, – начал я свое объяснение.

– Но это правда, – подхватил Эван.

– Все правда, – добавил Оуэн. – Мы побывали в тех домах в Аризоне. Мы сами это испытали.

Пока мы ехали, я рассказал ей краткую версию событий, касаясь только основных моментов. Мэй слушала молча, не задавая вопросов, и, когда я закончил, сказала:

– Значит, вы думаете, что это мой чокнутый подрядчик.

Это было не вопросом. Я кивнул, радуясь, что она сама догадалась, о чем идет речь.

Мэй на мгновение замолчала, и я не был уверен, скажет ли она, что мы все сошли с ума, и потребует вернуть нас в офис, или признается, что у нее тоже был какой-то сверхъестественный опыт с участием Фрэнка. Ее реакция оказалась где-то посередине – она не полностью отвергла предположение, и для непосвященного этого было достаточно.

Двигаясь на юг по Брукхерст, мы проезжали через кварталы ближневосточных магазинов и ресторанов, затем миновали районы с домами ниже среднего класса. Постепенно частные дома снова сменялись предприятиями, и по мере нашего продвижения из Анахайма в Гарден-Гроув, а затем в Вестминстер, этнический состав населения тоже менялся. Мы проехали мимо старого «Тако Белл», переоборудованного в магазин «Бань Хо», мимо «Бургер Кинга», превратившегося в ресторан «Сайгон Нудл Хаус», и вдоль рядов торговых палаток за крупным торговым центром, где все вывески были на вьетнамском языке. Я вспомнил, как лет десять назад, во время очередного всплеска антииммигрантских настроений в Калифорнии, звучали требования, чтобы все вывески в штате были только на английском. Возле почтового отделения ко мне тогда подошли активисты правого толка с просьбой подписать петицию, которая внесла бы эту меру в избирательный бюллетень.

– Это свободная страна, – сказал я сборщикам подписей. – Правительство не может указывать частным предприятиям, что размещать на своих вывесках.

– Это Америка, – ответил один из них. – Вы должны говорить по-английски.

– Это Америка. И правительство не имеет права диктовать, на каком языке мне говорить, а на каком нет. Я могу говорить на любом чертовом языке, на котором захочу. Это свободная страна, – повторил я.

И не подписал петицию.

Мы свернули на Больсу – в самое сердце «Маленького Сайгона».

– Нам следовало взять камеры, – сказал Оуэн. – Заснять все на пленку.

– Ты прав, – согласился Эван.

– Черт!

– Мы могли бы вернуться…

– Мы не станем возвращаться, – остановил я их.

– Твой телефон заряжен? Мы можем использовать его для записи интервью.

– Думаю, для работы хватит, – ответил Оуэн.

Дом престарелых оказался еще более унылым, чем обычно бывают такие заведения. Двухэтажное серое здание, покрытое штукатуркой, стояло прямо на неровном тротуаре, без какого-либо газона. На нескольких окнах, выходящих на улицу, были установлены решетки, но непонятно, для чего именно: чтобы не пускать преступников или чтобы не выпускать жильцов. Мы припарковались на узкой стоянке сбоку от здания, рядом с белым грузовиком, на боку которого выцветшими коричневыми буквами было написано название дома престарелых.

Данг Нгуен оказался маленьким морщинистым человеком, живущим в узкой комнате, едва вмещающей кровать, комод и телевизор. Мы вчетвером не могли поместиться внутри или даже встать в дверях, поэтому работник пансионата помог старичку пройти по короткому коридору в темную пустую столовую, которая была едва ли больше гостиной в моем доме. В помещении стояли три круглых стола, каждый окруженный шестью стульями. Мы сели за ближайший, а работник включил свет, прежде чем уйти.

Мы с Эваном переглянулись, пытаясь понять, кто из нас начнет разговор, а Оуэн включил телефон, чтобы записывать встречу. Эван кивнул, передавая мне инициативу, и я обратился к старику, говоря громко и медленно:

– Мистер Нгуен, меня зовут Дэниел. Насколько я понимаю, вы знали Фрэнка Уоткинса? Еще во Вьетнаме?

Он кивнул.

– Мы встречались в Дуок Сонг. Он был в армии, я – проводник.

– Я слышал, что он интересовался… оккультизмом, – продолжил я.

Я взглянул на Мэй, и она перевела для Данга это слово. Нгуен снова кивнул.

– Вот почему я рассказывал ему о блуждающих мертвецах.

– Блуждающие мертвецы?

Он что-то сказал Мэй по-вьетнамски, и она согласно закивала.

– Я буду переводить для него, – объяснила она. – Так проще.

Старик начал говорить по одному предложению, давая Мэй время на перевод:

– Мертвые бродят, если их забирают из дома. Если человека не похоронить или не кремировать в родной деревне, его дух не останется с телом. Дух будет скитаться, искать дом и навсегда потеряется, потому что у тела не будет дома. Во время войны было много бродячих призраков.

– И Фрэнк хотел связаться с этими блуждающими призраками?

Нгуен на мгновение замолчал, обдумывая, очевидно, сколько информации он хочет раскрыть.

– Мы должны знать, – сказал я. – Фрэнк плохой человек.

– Фрэнк плохой, – согласился он. – Очень плохой.

Он вздохнул и снова начал говорить по-вьетнамски.

– Мы верим, что мертвые обладают силой, – перевела Мэй.

Старик жестом указал в угол своей комнаты, где между двумя благовониями на красном фоне с золотыми буквами стояли черно-белые фотографии мужчины и женщины азиатской внешности.

– Мы полагаемся на мертвых. И просим наших предков присматривать за нами. Они остаются в нашей жизни, помогают, когда могут, и делают все возможное, чтобы наши дни были счастливыми.

Я заметил, как Мэй вытерла слезу с глаза.

– Фрэнк, – произнес Нгуен, и мне было неприятно слышать это имя, потому что оно было единственным сказанным не на вьетнамском.

– Он не почитал своих предков, – переводила Мэй. – Он общался с блуждающими призраками нашего народа. Он хотел использовать их. Для чего – никто не знает, но он думал, что сможет управлять ими и заставит их делать то, что он хочет.

Старик выглядел исполненным раскаяния.

– Это была моя вина, – проговорила вслед за стариком Мэй. – Я познакомил его с Тхань Нго, а…

Мэй нахмурилась:

– Подождите, я не знаю этого слова.

Она и Нгуен быстро обменялись