Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская

И одним духом я выпалила все свои сомнения по поводу судьбы записок Чевакинского. Старик задумался, механически перелистывая страницы библии, потом поднял на меня взгляд.

– Знаете, Алёна, я бы отдал их этому коллекционеру. В музее они станут просто ещё одной единицей в запаснике, а этот человек… Он, судя по вашим словам, глубоко несчастен, так пусть у него будет возможность взять в руки ещё один предмет в своей коллекции и порадоваться.

Возвращались мы в Торжок в молчании. Похоже, обоим было о чём подумать. Уже на въезде в город Кузнецов встрепенулся и спросил:

– По какому адресу, ты говоришь, жили твои родные?

– Улица Дальняя Троица, – нахмурилась я, припоминая. – Это где-то на окраине города, на том же берегу, где монастырь, дом городского головы и вообще всё. А на другом берегу через пешеходный мост – педагогическое училище, где дед и бабушка преподавали.

– Ты хочешь заехать и туда, и туда?

– Если возможно. Правда, я не спросила у тётушки номер дома, да и не уверена, что он сохранился. Но можно просто проехать по улице, мне довольно будет. А училище… Я не уверена, что нас туда пустят, сейчас везде охрана и всё такое.

– Решим, – ответил он, поворачивая направо.

Улица со странным, но говорящим названием действительно была на окраине города, и за прошедшие семь с лишним десятком лет в центральную не превратилась. Деревянные домики, покосившиеся ограды, сады с деревьями, усыпанными яблоками. Из-за калиток на нас хищно смотрели хозяйки, очевидно прикидывая, не остановить ли нашу машину грудью и не продать ли центнер-другой полезного вкусного фрукта?

Примерно на середине улицы я попросила:

– Останови, пожалуйста.

Кузнецов притормозил – неохотно, с опаской косясь на очередную женщину у калитки. Я же закрыла глаза. Вот здесь рядом жили мои бабушка и дед. Здесь родился мой папа, бегал с такими же маленькими мальчиками, ловил лягушек в Тверце или послушно сидел и учился читать. Вот там, впереди был деревянный пешеходный мост, по которому дед переходил реку и шёл в педучилище. Потом к нему присоединилась бабушка, и они ходили вместе. Зимой доски моста обледеневали и становились скользкими…

– Ничего не осталось, – сказала я, глядя вперёд. – Поехали.

– В училище?

– Нет, домой. В гостиницу.

***

Итак, в пять часов вечера в среду джип с выхлопной трубой на крыше проехал под МКАДом и влился в поток движения по Ленинградскому шоссе.

– Тебя отвезти домой, или уж сразу заберёшь машину со стоянки? – спросил Кузнецов.

– Надо Косте позвонить, – я закопалась в сумку в поисках телефона. – Если он на месте, так я бы сразу забрала. Мало ли что, а я без машины.

Майор Алябьев был на месте, и даже обрадовался моему звонку.

– Отлично! – сказал он с неуместным энтузиазмом. – Подъезжайте оба и заходите ко мне, я дежурного предупрежу. Третий этаж, кабинет тридцать четыре.

– Что это он так радуется? – с подозрением спросила я у «голоса разума». – Ты что-то знаешь?

– Ничегошеньки! – открестился он. – Даже если и знал бы, не сказал, но раз Костя радуется, значит, у него миг триумфа.

– Как-то меня это не радует. Да и звучит страшновато: триумф майора полиции, начальника отдела розыска… Что там, расскажи, пожалуйста!

– Не могу. Нет, правда не могу, просто не в курсе. И потом, чего меня пытать, потерпи, через двадцать минут будем на месте.

Я обиженно надулась. Двадцать минут, да я за это время от любопытства умру! Неужели Алябьев всё-таки доказал вину Артура Давидовича? Или Лёлика? То есть, Карташова, Олега Карташова, конечно. И если доказал, то как? И расскажет он нам это всё, или смерть моя останется на его совести?

Кабинет у майора был небольшой и изрядно захламлённый. Главное место традиционно занимал несгораемый шкаф, выкрашенный серой краской. Я подошла к нему и потыкала пальцем.

– Слушай, вы же в новом здании сидите?

– Да, лет пять всего как построили.

– А как это чудище сюда попало? Обычно такое остаётся в кабинетах, потому это вынести невозможно…

Алябьев сделал загадочное лицо и ответил по существу:

– Садись и слушай. Первый и последний раз в жизни я посвящаю посторонних в тайны расследования. Но вам двоим расскажу. Я не Эркюль Пуаро, всех подозреваемых собирать не стану, тем более что убийца уже задержан и признался.

– Тогда, может, дверь на ключ закрыть? Ну, чтобы никто не догадался, что тут того… должностное преступление совершается?

– Ох, и как же тебя окружающие терпят, злоязычная наша, – покачал головой майор и пошёл запирать дверь.

Кузнецов, который как раз и был в последние дни этим самым окружающим, покосился на меня, но промолчал.

– Итак, – провозгласил Алябьев, вернувшись за свой стол, – сегодня мною было закончено дело об убийстве гражданки Корских. Осталось только отчёт написать.

– И?

– Начну сначала. Как известно, гражданка Корских жила в Подмосковном городе Королёве на протяжении почти семи лет. Потом познакомилась с Артуром Давидовичем Балаяном и перебралась в Москву, на Расторгуевскую, где и проживала в квартире этого самого Балаяна последние три года. Вы знаете, что главным образом Балаяна мы и подозревали. Казалось, что главным свидетельством против него был перевод денег со счёта Вероники на его счёт, совершённый после её смерти.

– И что, оказалось, что ваш прозектор ошибся в определении времени смерти? – поинтересовался Кузнецов лениво. – Что-то подобное я и предполагал.

Алябьев, сбитый с высоко-канцелярского штиля, метнул в него убийственный взгляд, но не попал. Смирился и продолжил уже нормально.

– В общем, с определением времени он и в самом деле промахнулся. Мы запросили банк ещё раз, а потом поговорили с ними. Оказывается, перевод Вероника заказала ещё раньше, в три часа дня. Поскольку сумма была большая, её попросили подойти в отделение банка лично. И она это сделала, подтвердила отправку семи миллионов рублей на счёт Артура Балаяна. Домой она пришла как раз из банка.

– Получается, никакой ссоры у них не было, и Вероника спокойно одолжила Балаяну нужную ему сумму?

– И даже заранее получила с него расписку, которая спокойно лежала в её ячейке, – кивнул майор. – Кроме того, мы поговорили с ереванскими коллегами, которые осмелились побеспокоить уважаемую Армине Ацхаковну. Старая дама неохотно подтвердила, что её внуку Артуру принадлежит солидная доля акций коньячного завода, и что в ближайшее время он получит дивиденды. Переводом или наличными – это уже её, Армине Ацхаковны, личное дело. Ну и наконец, наши оперативники нашли свидетельницу, которая видела, как подъехала машина Балаяна, как он поставил её на стоянку и ещё минут пятнадцать сидел в ней,