Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа
Когда он понял, что наступает рассвет, он вернулся в шахту, расположившись так, чтобы с одной из ступенек лестницы можно было наблюдать за равниной, выглядывая между камнями.
Именно в этот момент он увидел вдали вспышку, за которой вскоре последовал громкий взрыв.
Навел прицел своего оружия в том направлении, и увиденное его ошеломило: призрачно освещенный первыми лучами зари осел двигался вперед, неся на спине женщину, которая удерживалась в седле только благодаря тому, что высокий бедуин поддерживал ее за руку.
За ними следовали четверо мужчин, которые едва успевали за темпом движения, спотыкаясь и падая, но тут же поднимались, продолжая идти почти на четвереньках.
При столь скудном освещении и с такого расстояния их можно было принять за блуждающие души, обреченные скитаться без цели.
Только вооруженный бедуин, шедший рядом с ослом, казался крепким, время от времени оборачиваясь к тем, кто отставал, и требуя ускорить шаг.
Он пригнулся, хотя знал, что его не могут видеть, – это был скорее инстинктивный жест, попытка осмыслить происходящее. Отставшие, как и женщина, выглядели европейцами, и его разум отказывался признать, что, возможно, пятеро заложников, или то, что от них осталось, направляются к нему под надзором единственного похитителя.
Он был так же растерян, как тогда, когда скатился по склону дюны и не мог понять, где небо, а где земля. Казалось, с того дня его разум утратил ясность, и теперь он не мог связать мысли.
Ему пришлось снова выглянуть из-за камней, чтобы убедиться, что этот неописуемый отряд действительно приближается. Он старался найти логическое объяснение происходящему, но в итоге решил, что сейчас не время размышлять – нужно действовать, насколько позволяли его иссякающие силы. Он отложил винтовку, взял АК-47 и затаился, пока не оценил, что бедуин приблизился на расстояние около десяти метров. Тогда он поднялся, нацелив оружие прямо в грудь.
– Бросай оружие! – крикнул он.
Тот, кому угрожали, не успел отреагировать и сразу повиновался, уронив винтовку. Но при этом он не смог удержать женщину, которая упала на землю со словами, полными рыданий:
– О, Господи, нет! Только не снова…
Остальные члены группы словно превратились в испуганные статуи.
Гасель воспользовался их замешательством, сделал несколько шагов вперед и приказал на арабском:
– Отойди к тем камням.
Затем, уже менее властным тоном, добавил на французском:
– Успокойтесь… Теперь вы свободны.
После первых секунд ошеломления один из заложников пробормотал, указывая на Юсуфа:
– Он уже нас освободил…
– Что ты сказал? – спросил туарег, полагая, что ослышался.
– Что нас похитили, а он нас освободил.
Все более озадаченный, Гасель Мугтар повернулся к упомянутому и спросил:
– Ты из джихада?
– Упаси меня Бог… – ужаснулся тот. – А ты?
– Тоже нет.
– Тогда что здесь происходит?
Туарег указал на группу заложников, отвечая:
– Я их искал.
– Ну вот, они перед тобой.
– Одного не хватает.
– Придет позже.
– Объясни…
Объяснения, в которых участвовали и заложники, заняли несколько запутанных минут, после которых туарег властным жестом потребовал тишины:
– Достаточно! Идите отдыхайте. А ты объясни, почему ты здесь.
Юсуф дождался, пока его изможденные спутники спустятся в лагерь, и только тогда спокойно ответил:
– Потому что я наемник, но не похититель.
– Не знал, что в этом есть разница.
– Есть. И большая! А теперь можешь застрелить меня и положить конец всему, потому что я узнал твой голос. Кажется, ты тот самый проклятый стрелок, что преследовал нас из Нигера.
Гасель, который едва держался на ногах и не мог осмыслить поток нелепых событий, сел и жестом предложил собеседнику сделать то же самое.
– Значит, ты из тех, кто уничтожил Сенауди…? – На молчаливое кивок он добавил: – А что с Омаром аль-Кебиром?
– Он остался с врачом. Думаю, это он устроил взрыв, который мы слышали.
Его собеседник долго молчал, прежде чем ответить. Он снова начал плевать кровью, затем вытер рот тыльной стороной руки и заметил, словно это не имело значения:
– Кажется, я умираю.
– Что с тобой случилось?
– Долгая история, которую я вряд ли успею рассказать, – он кивнул в сторону лагеря и добавил: – Сейчас главное – они.
– С этим я согласен, – неожиданно спокойно признал Юсуф. – И если это имеет значение, мы договорились их защищать.
– Какова цена?
– Прощение.
– Слишком высокая.
– Шесть жизней никогда не бывает слишком высокой ценой. Учитывай, что мы напали на Сенауди, потому что это была их жизнь или наша. Когда мучает жажда, человек способен убить даже свою мать.
– Это правда, – признал туарег. – В этой проклятой пустыне вода – это всё… – Он снова закашлялся кровью, глубоко вздохнул и спросил: – Что ты собираешься делать?
– Вернуться с ослом за врачом. Он тоже, должно быть, измотан, ведь каждая минута на счету, а фанатики могут появиться в любой момент, – он сделал паузу, затем добавил: – Там, внизу, есть арсенал. Омар и я хорошие в этом деле. Ты мог бы убить меня, но не сделал. Для меня это означает, что мы в расчете.
– А что скажет Омар?
– Он профессионал и умный человек.
Поднялся, взял оружие, осла за поводья и, начиная уходить, сказал:
– Постарайся не умереть. Нам понадобятся все, кто умеет обращаться с оружием. А ты доказал, что умеешь.
25
Стервятники кружили в небе, и его удивило, что они делали это вдали, а не над его головой.
Когда Юсуф с ослом исчезли из виду, он спустился к месту, где заложники лежали разбросанные по земле. Лишь один из них приоткрыл глаза, посмотрел на него тусклым взглядом и тут же снова их закрыл.
Он попил, попытался пережевать кусок сыра и сел, чтобы наблюдать за ними, не в силах избавиться от вопроса, что же могло привести их в такое место и в такие обстоятельства.
Унылая картина помогала ему восстановить остатки своей почти исчезнувшей веры в людей, но не возвращала его когда-то твердую веру в Бога.
Если эти несчастные сделали столько жертв из любви к ближним, это хоть как-то объясняло, почему они оказались здесь. Но если они сделали это из любви к своему богу, кем бы он ни был, то было непостижимо, как он мог оставить их в такой ужасной участи.
Он понимал, что, думая таким образом, он закрывает себе двери в рай. Но, будучи свидетелем стольких ужасов, ему было трудно принять мысль, что рай вообще где-то существует.
«Силы покидали его, словно вода
