Призрак Мельпомены - Лора Перселл

Что же я наделала?

Это ради ее же блага, постаралась напомнить я себе. Как только первоначальное потрясение минует, она придет в себя. Как у вставшего на путь трезвости пьяницы или отказавшегося от своей трубки опиумиста, у нее неизбежно проявлялась реакция на первое отлучение. Но, увидев ее голой и беспомощной, будто новорожденный младенец, я уже не была уверена в правильности своего поступка.

– Я не могу их нигде найти.

– Где твои вещи? – Я нашла глазами одежду, в которой она приехала в театр: бронзово-серые юбку и корсаж. Их она тоже покромсала на кусочки, но от юбки осталось достаточно целой ткани, чтобы можно было накинуть ей на плечи. По левой руке у нее все еще стекала кровь.

– Дженни, Дженни, – стонала Лилит. – Что же мне теперь делать?

Я поставила на ножки стул от туалетного столика.

– Тебе нужно сесть и взять себя в руки. Разве ты не понимаешь, что здесь происходит? Твое имя у всех на устах. Тебе наконец удалось. Ты впечатлила критиков, всех до единого! Лилит, тебя вот-вот пригласят в «Бифштексную» Генри Ирвинга! [17] Он услышал бы, как тебя превозносят, даже если бы жил на Луне.

На короткое мгновенье лицо Лилит озарила радость. Но быстро исчезла под гнетом терзавшего ее ужаса. Она упала на стул как подкошенная.

– Я… я не думала, что это произойдет так скоро.

– А оно произошло! – отозвалась я с напускной веселостью. – И теперь ты можешь отдохнуть. Хорошая репутация тебе гарантирована. К счастью для нас обеих, бенефис давался всего один раз. – Я провела руками по лохмотьям на полу. – Мне ни за что не собрать эти лохмотья воедино.

– Нет… нет. Теперь это уже не починить.

– Давай поищем, что бы тебе надеть.

Она меня не слушала.

– Это произошло, – тоскливо произнесла она. – Все, чего мне хотелось. Мой коронный выход случился и закончился в мгновенье ока. Так быстро, что я даже не успела вкусить радости, а теперь…

– Все хорошо, Лилит. И дальше все будет хорошо. У тебя будет время, чтобы собраться с силами перед следующим спектаклем.

Она неистово затрясла головой.

– Неужели ты не понимаешь? Все кончено. Потому‑то они и пропали. Мое время вышло, и она забрала их!

– Ты говоришь какую‑то бессмыслицу.

– Мельпомена забрала свои часы обратно.

Сердце у меня в груди сжалось от боли. Часы, несомненно, обладали какой‑то сверхъестественной силой, но одержимость Лилит простиралась куда дальше. Недаром говорят, что грань между гением и безумием тонка. Лилит слишком долго ходила по ней, как по туго натянутому канату. Возможно, я столкнула ее за грань.

– Послушай, Лилит, – осторожно начала я. – Я хочу поговорить с шефом. Мне кажется, ты должна показаться врачу. Ты долгие годы вживалась в характеры других людей ради работы. Из-за этого ты отдалилась от собственного «я». Сейчас есть специалисты, занимающиеся подобными проблемами. Может быть, ты сходишь к одному из них, частным образом, разумеется.

Она засмеялась. Я никогда не слышала от нее такого смеха. Он прозвучал горько, холодно и пугающе.

– Ох, Дженни. Не существует такого доктора, который сможет мне теперь помочь.

Акт IV

Ромео и Джульетта

У бурного восторга отчаянный конец.

Глава 27

Летнее тепло пришло рано, хотя солнечные дни запаздывали. Дождь стучал в окно гостиной. С внутренней стороны стекло запотело.

Я потерла уставшие глаза и вернулась к своим наброскам. Скоро «Меркурию» предстояло открыться вновь со знаменитой шекспировской историей любви, и Джульетта должна была стать нашим самым хорошо одетым персонажем. Все задумывалось в нежно-розовых тонах, тюль во множестве слоев, красивый и нежный, как мыльный пузырь. Я просто обожала каждое из платьев героини, но никак не могла представить себе в них Лилит. Ей хорошо давались роли сильных и властных героинь. Но в ней не было ничего от невинной юной девушки.

Без всякого сомнения, миссис Дайер понимала это, выбирая пьесу. Хотя она отобрала у Лилит все, видеть ее успех ей было по-прежнему невыносимо, даже несмотря на то, что он приносил театру деньги. Интересно, слышала ли она шепот часов, говоривших ей о слабости Лилит?

Мне нужно было снова навестить Лилит. Она, как приставший мотив, постоянно присутствовала где‑то на периферии моего сознания. Шеф больше не мог приезжать к ней, не мог обеспечить ей уход, в котором она сильно нуждалась, и я была единственным человеком, кто за ней приглядывал. Во время моих визитов она сидела как статуя, готовая рассыпаться в прах. Лишь вилявший хвост Эвридики вызывал на ее бледном лице некое подобие улыбки. Теперь она осталась совсем одна… Но мне еще нужно было думать о собственной семье, да и работы до следующего спектакля было хоть отбавляй.

Дверь гостиной открылась, я бросила на стол карандаш и встряхнула затекшей рукой. Вошел Берти. Наши отношения по-прежнему оставались натянутыми с тех пор, как я выставила за дверь Грега. Изменился взгляд Берти, он будто смотрел на меня через призму своего возмущения. Грег заменял в его жизни фигуру отца, человека, который помогал ему смазать синяк или успокаивал после ночного кошмара. Все‑таки Берти был еще мал, и ему было невдомек, что я принесла гораздо бо́льшую жертву, покинув дом ради того, чтобы пойти зарабатывать средства для семьи. Много лет я потратила на то, что до изнеможения работала у Филдингов, где знатные господа обращались со мной как с грязью, только ради того, чтобы отправить свой скромный заработок домой. Но в глазах Берти это выглядело просто долгими годами моего отсутствия. Он не видел, чем мне приходилось заниматься ради него.

– Мне скучно, – пожаловался Берти. Он подошел к столу и пролистал мои наброски, как книжку с картинками. – Что это такое?

– Костюмы. Мы в театре начинаем репетировать «Ромео и Джульетту».

– Уж на эту‑то пьесу ты меня отведешь? – вкрадчиво спросил он.

Я задумалась, вспоминая сценарий. В нем присутствовало множество упоминаний плотских утех, но, возможно, мальчик не смог бы их понять.

– Не знаю, Берт. Там погибает много народу. Ты можешь расстроиться.

– По-настоящему погибает?

– Нет, не по-настоящему. Это все иллюзия.

– Волшебство? – с интересом спросил Берти.

– Не совсем. Просто понарошку. Смотри, когда погибает Джульетта, она использует ненастоящий кинжал. Он не острый. – Я взяла листок бумаги и попыталась нарисовать ему этот предмет реквизита. – В ручке есть пружинка, вот здесь, и когда ты нажимаешь на лезвие, оно прячется обратно в рукоятку. А зрителю кажется, что