Дебри - Сара Пирс

Ложная победа.
Стид выполнял ту же задачу, что и Уилл, просто до сих пор она этого не осознавала. Все это время ей казалось, будто она продвинулась вперед, справляется самостоятельно, а на самом деле лишь заменила один костыль на другой. Полагалась на того, кто поддерживает ее, делает счастливой, – на другого человека.
Элин идет дальше, продолжая вспоминать, и у нее возникает еще больше вопросов. Ее охватывает жутковатое ощущение шаткости бытия. Она остро осознает, что теперь под сомнением не только пережитое рядом с ним, но и многое другое.
В те мгновения, когда чувствовала, как по спине бежит зловещий холодок, она не обманывалась. Элин ощущала, что за ней наблюдают, когда она выходила с работы или бегала по вечерам. Она вспоминает, как кто-то прикоснулся к ее спине в спа-салоне в Швейцарии. Может, Стид был там, в отеле, на вечеринке по случаю помолвки Айзека? Не подружился ли он с Айзеком после этого?
Мысли все кружатся и кружатся, пока наконец не выплескиваются.
И тогда она останавливается, сбившись с дыхания, и осматривается вокруг.
При виде туманных очертаний тропы ей становится не по себе. Она совсем узкая и заросла, раскидистые ясени по обеим сторонам создают почти живую преграду, тонкие ветви сплетаются друг с другом.
Что-то здесь не так. Может, она не туда свернула? Или вообще направилась в совершенно другую сторону? Здесь же должна быть нормальная тропа.
Сколько уже времени она идет? Десять минут? Пятнадцать?
Она должна быть уже на полпути к кемпингу и теперь уже достаточно хорошо изучила тропу, но не видит ничего знакомого.
Но потом, глядя на меняющийся пейзаж, Элин уже сомневается, что узнала бы его, даже если шла правильно. Она и не заметила, как сгустился туман, тонкие струйки превратились в нечто более плотное и непроницаемое.
Туман часто описывают как одеяло. Однако, наблюдая, как он клубится между деревьями, Элин решает, что сравнение в корне неверно. Одеяло – это нечто мягкое, успокаивающее. Статичное. И уютное.
Туман же нечто совершенно противоположное. Он живой, он движется, образуя разные формы, которые быстро растворяются, превращаясь во что-то совсем другое.
«Без паники», – говорит она себе и шагает дальше, прочесывая взглядом лес в поисках привычных ориентиров, но обычно такой многогранный пейзаж быстро превращается в сплошную пелену.
Обширную пустыню серой пустоты.
Она ничего не видит уже в нескольких метрах впереди, ясени превращаются в неясные контуры.
Там может скрываться кто угодно, и от этой мысли у Элин учащается пульс.
Там может скрываться он. Стид.
Следить за ней, как следил все последние месяцы.
И внезапно она чувствует тяжесть в груди. Как будто надвигается катастрофа.
Кончики пальцев покалывает.
У нее начинается паническая атака.
Элин уже давно не испытывала ее приступов. Был лишь легкий намек, когда в лагере взорвался трейлер и у нее перехватило дыхание, но сейчас все совсем по-другому. Она не успела опомниться, как все зашло слишком далеко, и вернуться к нормальному состоянию теперь не так-то просто.
Элин пробует глубоко вдохнуть, но не получается. Ее грудь словно придавило грузом. Сердце гулко колотится о ребра.
Элин сует руку в карман за ингалятором.
«Прекрати, – говорит она себе. – Ничего страшного не происходит. Все это временно. Тело просто реагирует на страх. Психологическая реакция, ничего более. И ты знаешь, что делать. Вдох на счет четыре и выдох на счет семь. Повторить».
Сосредоточившись, Элин заставляет себя медленно вдыхать и выдыхать.
Потихоньку она берет дыхание под контроль.
Когда пульс начинает успокаиваться, Элин решает, что теперь остается лишь одно – идти дальше. Может, она ближе к лагерю, чем думает, просто подошла немного с другой стороны. Впереди туман может и слегка рассеяться, и она сориентируется…
Ее мысли прерывает громкий шорох за спиной.
Элин резко разворачивается и слышит голос:
– Лучше остановись.
65
Кир
Девон, июль 2018 года
До свадьбы остается два дня, и я опять приступаю к работе.
Туман в голове начинает рассеиваться, вязкий суп из мыслей еще бурлит, но я уже не зацикливаюсь, думая только о том, кто может за мной следить. А еще пережевываю ситуацию с Зефом. И Роми.
Я сижу на улице с Вуди у ног и набрасываю идеи для заказа Рамону и Луизе. На это ушло несколько дней, но я наконец-то проникла в суть и нашла то, что тронет их обоих – виноградники на месте проведения свадьбы.
После многочисленных проб появляются пьянящие образы: замысловатые мотивы с виноградной лозой в виде барельефов и рисунков на стенах греческих и римских гробниц.
Виноград брали с собой в качестве подношения во время путешествия в подземный мир, он символизирует изобилие и процветание. Новую жизнь после смерти. Несмотря на жутковатый подтекст, в этих изображениях есть надежда. Рост.
Это идеальный способ отметить их любовь к вину, не прибегая к банальным образам бутылок или чокающихся бокалов.
Убедившись, что Вуди занимается новой косточкой, я начинаю прорабатывать первую идею – чтобы лозы не только украшали рамку, но и обвивали сам текст.
За считаные минуты я настолько погружаюсь в работу, что ничего не слышу и не вижу.
Только лай Вуди вырывает меня из творческого забытья. И вскоре я обнаруживаю, что его внимание привлекло какое-то движение у борта трейлера. Мелькают яркие цвета – это одежда на людях. Я вскидываю голову, но когда силуэты становятся более четкими, расслабляю плечи.
Это мать с дочерью идут на пляж с полотенцами в руках.
Первоначальный всплеск адреналина быстро угасает. Страх, охвативший меня несколько дней назад, уже не такой острый. Я все еще чувствую, что кто-то следит за мной, но угроза воспринимается не настолько неизбежной, скорее, отдаленной.
Теперь все мои мысли, отвлекая от работы, поглощает кое-что другое.
Слова Зефа: «Не может быть такого, что ты…»
Взгляд устремляется к сумке, в которой лежит так и не открытый тест на беременность.
Я знаю, что должна его сделать, но никак не могу себя заставить. Не сейчас.
Сама мысль об этом кажется мне драгоценной, и если я буду слишком настойчиво ее прощупывать, она лопнет, как мыльный пузырь, но каждый мой разговор с Зефом строится вокруг нее. Несмотря на расстояние между нами, она как будто соединяет нас. Узы протягиваются через Атлантику.
Вопросы к нему по-прежнему остаются, но блекнут, как одежда, надолго оставленная на солнце.
Я встаю и смотрю на море. Воздух такой застывший,