Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа
– Не знаю, как ты уговорил этого грязного хауса с лицом совы позволить тебе привезти его, но тебе следовало оставить его в Кидале, потому что, судя по нашему пути, он умрет от голода.
– В Кидале его бы превратили в шашлык, а для этого у нас всегда найдется время.
– Ты бы съел того, кто оказался одним из твоих лучших друзей?
– И тебя, если понадобится, – спокойно ответил Омар аль-Кебир. – Молись, чтобы мне не пришлось это сделать.
– Верю, что способен, – пробормотал Юсуф и, выдержав паузу, спросил: – Ты хоть представляешь, куда нас везут?
– Какая разница? – искренне ответил тот. – Единственное, что важно, это то, что у нас есть вода и провизия на два месяца. И, судя по тому, как обстоят дела, я бы смирился с тем, чтобы это стало моим сроком годности.
Бывший помощник счел этот ответ приемлемым, поскольку еще неделю назад он не мог представить себе столь долгосрочного будущего. Он вновь устремил взгляд на однообразный пейзаж, где бесконечные дюны сменяли друг друга, настолько похожие, что создавалось ощущение, будто они снова и снова проходят через одно и то же место.
Казалось, они пересекали бескрайний пляж, заполненный огромными обнаженными женщинами, которые соблазнительно демонстрировали свои ягодицы, бедра, груди и даже выбритые подмышки, лежа в ожидании гигантских аргонавтов из других миров.
Грузовик двигался среди них, как крошечная мышь, вынюхивающая сокровища, спрятанные между ног, но которые никогда не показывались, как будто дюны берегли свою девственность для воображаемых пришельцев.
Иногда, как и мифические сирены, которые пели, чтобы привлечь моряков, дюны тоже «пели», но это был их лебединый крик, означавший полное исчезновение.
В момент своего расцвета, когда такие женщины-дюны достигали максимальной красоты, последняя порывистая струя ветра становилась той каплей, что переполняла чашу, вызывая неудержимый обвал тонн скрипучего песка, превращая то, что только что казалось прекрасными формами, в отвисшие клочья, разодранные когтями медведя.
Это был агонизирующий предсмертный хрип неживых существ, рожденных и умирающих по прихоти ветра, лишенных твердости и постоянства барханных морей, которые меняют облик годами.
В зоне, по которой они ехали, капризные ветры неистово перемешивали песок, лишая почву устойчивости. В какой-то момент водитель решил остановиться и указал:
– Дальше мы не пройдем, не рискуя быть поглощенными землей.
Они провели часы сильной жары под навесом, а ближе к вечеру начали разгружать автомобиль. С наступлением сумерек из лабиринта дюн появились три безмолвных бедуина, ведя два десятка раздраженных верблюдов.
Животных загрузили под светом фар грузовика, тщательно проверяя, чтобы бурдюки с водой были надежно закреплены. Незадолго до полуночи они снова двинулись в путь, углубляясь в сердце эрга.
Омар аль-Кебир шел последним, ведя за уздечку осла, который, казалось, предпочел бы провести ночь во сне, чем в путешествии. Хотя ему было неприятно хлестать его, он знал, что если не заставить двигаться, тот в конце концов ляжет. На закате ему послышались завывания гиены, и осел, будучи ослом, не знал бы, как защититься от самых агрессивных хищников пустыни.
– Двигайся, иначе я тебя изломаю! – угрожал он с веткой акации. – Если тебе суждено стать обедом, то хотя бы для того, кто за это заплатил.
Спустя почти час, устав от борьбы, он привязал уздечку к хвосту самого крепкого верблюда и злобно прокомментировал:
– А теперь или ускоришь шаг, или он протащит тебя, пока не сдерет тебе кожу, да еще и обгадит сверху.
Жан-Пьер Курбе был высоким, носатым мужчиной с внушительным телосложением, обладавшим громким голосом человека, привыкшего отдавать приказы, и явно гордился своим рангом. Едва войдя в помещение, он нарочито распахнул чилабу, обнажив униформу.
Он рухнул на скрипящий стул, который едва выдержал его, и положил ладони на клеенчатый стол в жесте властности, будто тем самым заявлял, что отныне берет ситуацию в свои руки.
– Ну, хорошо! – прогремел он. – Я согласился явиться сюда ночью, переодетый заклинателем змей, только потому, что господин Аменей умолял меня. И я понятия не имею, почему по какой-то нелепой традиции пилоты должны доверять друг другу… В чем проблема?
– Сад аль-Мани.
Казалось, что руки военного напряглись, готовые поднять его на ноги и заставить немедленно покинуть скромную столовую-кухню. Но он лишь скрипнул зубами в приступе гнева, прежде чем громогласно прорычать:
– Мое правительство уже заявило, что ничего не знает о его местонахождении или о предполагаемых пытках, которым он подвергался. Так что я считаю это провокацией – звать меня, чтобы говорить о такой ничтожной личности.
Гасель Мугтар жестом умолял его успокоиться, вытащил из кармана серебряную коробочку, обычно используемую бедуинами для хранения амулетов, осторожно открыл ее и протянул через стол, сказав:
– Это все, что осталось от Сада аль-Мани.
Жан-Пьер Курбе наклонился, чтобы разглядеть при свете единственной лампочки две огромные коренные зубы, лежащие в коробке, и насмешливо заключил:
– Слишком много для такого подлого ублюдка! Где остальное?
–Под миллионами тонн песка.
–Не самое плохое место, честное слово, но мне хотелось бы понять, как, черт возьми, я могу проверить, что эти жалкие человеческие останки принадлежат именно этому жалкому человеку.
–Есть два варианта… —спокойно ответил собеседник. – Первый: потратить драгоценное время, отправив эти «останки» канадской полиции, и ждать, пока они, если повезет, сравнят ДНК с образцами их родственников. Второй: принять тот факт, что я выстрелил ему в рот, поскольку мне нет смысла лгать.
–Вы могли бы попытаться получить награду…
–Я не собираюсь её требовать, потому что не хочу, чтобы его последователи мстили туарегам, которые к этому не имеют никакого отношения. То, что я сказал, не должно покидать этих стен.
Высокомерный полковник Курбе резко изменился в лице, провел рукой по голове, словно пытаясь нащупать фуражку, но, осознав, что все еще находится в своем кабинете, ограничился тем, что почесал лоб, внимательно оглядывая троих мужчин, сидящих за столом.
–Я военный, а не политик, так что меня раздражает тратить время, которого у меня и так нет, – подчеркнул он примирительным тоном. – Благодарю господина Амени за то, что он оказал честь нашему «кодексу неба», но мне хотелось бы понять, о чем именно идет речь.
–О заложниках, которых жестоко обезглавят, как только станет известно, что все, что удалось найти от Сада аль-Мани, – это два зуба, – пояснил Суилем Балада, играя одним из них. – Экстремисты продолжат винить ваших парашютистов, и напомню, что один из этих заложников – француз.
–Прекрасно! Прекрасно, прекрасно, прекрасно… – повторял Жан-Пьер Курбе, потирая ладони, словно его терзало нетерпение, побуждающее действовать немедленно. – Я понял ситуацию,
