Солнечный ожог - Сабин Дюран
Я постучала, и мне открыл старик с испещренным морщинами лицом, похожим на печеное яблоко, но тут же зашаркал обратно, когда со второго этажа, покачиваясь, спустился Паскаль. Его одежда пропахла запахом карамели от его электронной сигареты.
– У вас была для меня информация? – спросила я, привалившись к дверному косяку. – Какой-то мужчина расспрашивал обо мне в кафе. Вы узнали еще что-то?
Паскаль огладил ладонью свою козлиную бородку. Глаза у него были воспалены.
– Да, да. Я попросил Антуана рассказать поподробнее. Он сказал, что мужчина говорил по-французски, но мог и не быть французом. Он был большой, крупный. – Паскаль приподнял плечи для наглядности, да так и не опустил. – Каштановые волосы. Очки.
– Он что-то говорил?
– Только одно – что ты уехала, не оставив записки. Он был какой-то возбужденный, очень хотел тебя найти.
Паскаль предложил мне кофе, но я сказала ему, что тороплюсь, и попятилась назад. Спустившись по ступеням, я вышла на дорогу. Дошла до площади и села под платаном, чтобы привести мысли в порядок. У Шона были не каштановые волосы, но он мог их покрасить. Очки могли быть реквизитом. Он не был крупным, но умел работать со своим телом и легко мог произвести нужное впечатление. А еще отлично вживался в образ. В Марракеше он был «риелтором» – носил накладки на плечи и ходил враскорячку, чтобы казаться массивнее. В Барселоне он был стройным парнем с узкими бедрами – просто эталонный образ похудевшего человека. Так какой напрашивается вывод? Мужчина в Кастеле мог быть Шоном. А мог и не быть. Но кто, если не он?
Интересно, где сейчас Шон. У меня внутри засвербило – невыносимо захотелось это узнать.
Высоко в небе над площадью летали стрижи, оглашая округу резкими, писклявыми криками. Я прислонилась затылком к дереву. Его ствол потрескался и расщепился, трещины были заполнены рыхлой древесной массой. Если я дотяну до следующего четверга, когда закончится моя работа, что со мной будет дальше? Я могу приехать в Великобританию по паспорту Лулу. А потом, следуя совету мужа Молли, обратиться в полицию. Мне придется нелегко. Меня саму будут судить как сообщницу или за препятствование следствию. Не говоря уже обо всех остальных преступлениях. Я сяду на какое-то время. Неизвестно насколько, но меня «закроют». Нельзя сказать, что я этого не заслуживаю, но я хотя бы жива.
Передо мной, между двух зданий побольше, примостился старый дом, выкрашенный в темно-красный цвет, с выцветшими голубыми ставнями. Открылась дверь, и из дома вышла женщина с младенцем на руках. Она что-то крикнула мужчине, идущему по улице. Когда он подошел к ней, они поцеловались над головой ребенка и вместе вошли в дом.
Вот чего я хочу, вдруг подумала я, – хочу, чтобы у меня был домик с голубыми ставнями и мужчина, которого можно целовать над головой ребенка. Может ли такое произойти с кем-то вроде меня? Или даже мечтать об этом не стоит?
Я встала на ноги, испытывая отвращение к самой себе, и направилась в магазин. Прохладная пустота супермаркета пахла солониной, дезинфицирующим средством и старым льдом. Отдел замороженных продуктов преподнес мне неожиданные подарки – не только конфи из утки, но и эскалопы из индейки, картофель по-пекарски, ризотто со спаржей, киш лорен, тартифлет – картофельную запеканку с сыром и беконом – и малиновые рулеты. Еще я купила ветчину, салями, сыр, кофе и листовой салат – этого хватит на несколько ланчей и как минимум на два ужина. Себе же я прихватила темные очки с овальными линзами в тяжелой черной оправе. Оплатила все картой Ребекки и сохранила чек, хотя уже достаточно хорошо ее знала, чтобы понять, что она не попросит его показать.
Я нагрузила сумки так, что их ручки впивались мне в ладони, и я поставила их возле двери, чтобы перехватить поудобнее. Какая-то женщина вежливо ждала, пока я уберусь с дороги. Распрямившись, я узнала в ней женщину, которую повстречала возле булочной. Быстро восстановила в памяти детали – выходит замуж в конце месяца, срочно ищет дом, чтобы разместить там своих родителей. Я порылась в памяти в поисках всего, что узнала о ней из интернета. У меня внутри все завибрировало, словно в меня впрыснули заряд энергии.
– София? София Бартлетт?
– Да! – ответила она, застыв на месте от удивления.
Язык моего тела тут же изменился. Иногда, придумывая легенду, особенно спонтанно, ты словно копаешься в собственной душе. Недавно замужем, один ребенок, маленький домик в Фулхэме. После минутной слабости на площади ощущения были прекрасные, словно исполнилось мое желание.
– Вы меня не узнаете. Ничего страшного. Столько времени прошло. Мы играли в теннис в Херлингеме, помните?
– Боже мой! Потрясающе, – сказала она, округляя глаза. – Ничего себе! Да. Привет!
На своей странице в Фейсбуке она превозносила учебу в Оксфорде. Недооцененный факт: чем ты умнее, тем больше склонна доверять людям.
Ее лицо расплылось в улыбке.
– Я тебя… сто лет не видела.
– О… Прости. – Я снова поставила сумки на землю и обреченно пожала плечами. – Я знаю, что обещала вернуться после родов, но забот полон рот. Может, когда он станет постарше.
Тогда она спросила, как его зовут. Фрэнк, ответила я, полтора года, маленький сорванец. Обожает бассейн в нашем французском доме. Мы приехали сюда на все лето. Моя бабушка недавно умерла, и мы наводим в доме порядок, готовим его к сдаче.
Желание Софии найти дом было сильнее ее, оно уже стало насущной потребностью. Она даже не потрудилась принести соболезнования.
– Вот это да, – сказала она. – Дом в следующем месяце свободен?
– Ой, прости, нет, – вежливо извинилась я, намереваясь уйти. – Мы еще будем здесь.
– И мы никак не сможем тебя убедить?..
И тут слова полились из нее потоком. Она рассказала мне о своей предстоящей свадьбе с Квентином Тревизаном – «Помнишь его?» – и о кошмаре с поиском жилья для ее родителей.
Я дала ей крошечный намек, что меня можно переубедить, но потом покачала головой.
– Скорее всего, не получится, – сказала я.
– Ну пожалуйста!
