Солнечный ожог - Сабин Дюран

На террасе Ребекка предлагала остальным поиграть в шарады или устроить викторину, а Фил уговаривал ее успокоиться:

– Никто не хочет играть в твои игры.

Кофе начал сочиться через фильтр. Протянув руку, я стала крутить стеклянный кофейник, чтобы чем-то себя занять.

– Я начинаю подозревать, что ты хороший человек, – добавил Роб.

Он накрыл мою ладонь своей. Заставив меня прекратить навязчивые движения, он не спешил отпускать мою руку – его большой палец лежал у меня на запястье. Мы оба посмотрели вниз, словно пребывая в шоке, а потом одновременно подняли глаза. У меня сдавило грудь – прямо в центре, под ребрами, – словно какая-то сила физически перекрыла мне кислород. От его кожи исходило тепло. Я ощущала прикосновение подушечки его большого пальца к пульсирующей венке у меня на запястье. Мы оба стояли совершенно неподвижно. Я согнула пальцы, чтобы тоже прикоснуться к его ладони. Как мне показалось, мы простояли так несколько минут – он нежно водил большим пальцем по внутренней стороне моего запястья, а потом вынул другую руку из кармана брюк и, крепко обняв меня за шею, нежно притянул к себе. Я не смотрела в окно, но слышала доносившуюся снаружи оживленную болтовню. Голоса не стихли, когда я подняла лицо и прижалась губами к его губам.

Взрыв хохота на террасе. Мы разорвали поцелуй.

Рука Роба соскользнула мне на плечо. Он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

– Они смотрят на нас?

Я устремила взгляд ему за спину – туда, где стоял стол, и покачала головой:

– Слишком темно, им ничего не видно.

– Ты не возражаешь, если я задам тебе один вопрос, прежде чем мы продолжим? – спросил он.

– Что? – Я смотрела на него снизу вверх, беззащитная, в ожидании ответа.

– Как тебя зовут на самом деле? – спросил он, и в его голосе была лишь малая толика любопытства, словно он уточнял, доела ли я, чтобы убрать мою тарелку.

– Что? – снова переспросила я.

Он по-прежнему улыбался.

– Я же знаю, что ты вообще-то не Лулу.

– Что ты имеешь в виду?

– Я просто спрашиваю… – Он протянул ко мне руку, – потому что, мне кажется, я должен знать, кого целую… – Ухватившись за шелковую ткань платья, он притянул меня ближе, – если я снова буду это делать.

Ему не особо нужен был ответ: его пылкий взгляд не имел никакого отношения к заданному вопросу. Но я внезапно похолодела. Я не Лулу, потому что Лулу мертва. Как я вообще могла забыть об этом хоть на секунду? Что бы я ни делала, я никогда не смогу искупить свою вину за это.

Я отодвинулась и стряхнула его руку со своего платья.

– Кофе готов, – сказала я, отворачиваясь. – Они ждут.

Я сняла кофейник с подставки и поставила его на поднос рядом с чашками и молоком. Вручив поднос Робу, я заставила себя посмотреть ему в глаза и спросила:

– Можешь отнести?

Окинув меня озадаченным взглядом, он взял поднос и вышел на террасу.

– Наконец-то! – послышался голос Ребекки. – Вы что там делали? Вручную кофе мололи, что ли?

Я налила в чайник воды и включила его, а когда он закипел, заварила в кружке чайный пакетик. Потом вынесла ее на террасу и поставила перед Клер. Роб сидел на стуле Марты. Он улыбался мне, в его взгляде читалась надежда. Его ноги стояли на перекладине под моим стулом, и он убрал их, чтобы я могла пройти.

– Садись! – воскликнула Ребекка, вымученно улыбаясь: ей было неловко за недавнюю сцену на кухне. – Мы как раз говорили о том, что в сентябре всегда все начинается с чистого листа, и он больше похож на Новый год, чем сам Новый год. Поэтому мы должны давать самим себе сентябрьские обещания. Я лично собираюсь чаще говорить «да». Например, когда тебя спрашивают, хочешь ли ты пойти в театр, а у тебя внутри все обрывается и ты отчаянно ищешь предлог, чтобы никуда не идти. А ты, Лулу, что ты не будешь делать?

– Кроме того, что не будешь курить травку, – донесся до меня голос Клер.

Я вцепилась в спинку стула. Оглянулась, не зная, что сказать, и смутно ощущая панику.

– Даже не знаю. Я лучше пойду спать.

Я обошла стол и быстро пошла по лужайке к бассейну. Когда я добралась до калитки, журчание голосов возобновилось, а к тому моменту, как я вошла в «голубятню», они уже смеялись – по крайней мере, я себя в этом убедила.

Глава двадцать первая

Я привыкла думать, что каждый день будет похож на предыдущий, – то же синее небо, то же солнце, та же жара. Но утро выдалось пасмурным – небо было расчерчено удивительно симметричным узором из облаков, парящих высоко над землей. Зона вокруг бассейна казалась плоской в отсутствие контраста света и тени. Голубая краска на ставнях облезала хлопьями. Сунув ноги в шлепанцы, я заметила вкрапления черноты в уголках квадратных каменных плит, и до меня дошло, что это плесень.

Роб был уже на кухне – выжимал сок из апельсинов в большой стеклянный кувшин. На нем была выцветшая футболка и грязно-белые брюки из рыхлого тонкого хлопка. Он забрызгался – и на футболке, и на брюках были пятна влаги с оранжевыми вкраплениями мякоти.

– Извини, – сказал он, слизывая с ладони сок. – Я ждал тебя, но ты не появилась, и я нагло решил вмешаться. Я пойму, если ты меня возненавидишь. – Он сгреб выжатые шкурки апельсинов с кухонной стойки в мусорное ведро и понес кувшин на стол, который был уже накрыт – посуда, приборы, корзинка с выпечкой и все остальное.

– Да не ненавижу я тебя, – сказала я.

– В деревне утром была куча народу, – продолжил он, вернувшись в дом. – Очень длинная очередь в булочную, – рассказывал он мне, словно мы всегда это обсуждали, как будто это «наша тема». Хорошая тактика – притвориться, что ничего особенного не происходит. Но лицо у меня просто горело, и я рта не могла раскрыть от смущения. Я подошла к раковине и стала умываться.

Молчание затянулось, и я почувствовала, что должна что-то сказать, что угодно.

– Интересная штуковина, – сказала я, принимаясь мыть похожее на луковицу деревянное приспособление с рифленым краем.

Он со смехом забрал его у меня и вытер посудным полотенцем.

– В шкафчике есть электрическая соковыжималка, но я решил, что вручную получится быстрее. – Он с грустью посмотрел на свою футболку. – Наверное, получилось бы аккуратнее.

– А, поняла, это для апельсинов.

Он окинул меня взглядом, и на его лице промелькнуло