Дальний билет - Михаил Сидорович Прудников

В условленный час Киршке позвонил Фрейнду и пригласил его к себе. Карл не любил бывать в гестапо, однако не нашел причины отказаться.

Киршке встретил его на пороге, едва не обнял, провел не к столу, а к дивану в дальнем углу кабинета, усадил Карла и сел сам.

— Сразу один вопрос, — сказал он, улыбаясь. — Простите, но задавать вопросы стало чертой моего характера. Вы советовались с гауптманом Розеном перед *тем, как прийти ко мне?

— Нет, — ответил Карл. — Гауптман Розен в отъезде.

Киршке остался доволен этим:

— Пожалуй, это к лучшему. Советую вам иметь свои маленькие тайны от гауптмана.

Как всегда, добившись чего-то — в данном случае согласия Карла на встречу, — гестаповец становился наглее. Сейчас в интересах Фрейнда было не заметить этого.

— У нас будет очень серьезный разговор, — продолжал Киршке. — И вы наверняка согласитесь с тем, что он должен остаться между нами. Я уже, кажется, доказал вам свою готовность быть предельно откровенным. Сегодня вы убедитесь в ней еще больше. Дело в том, что я абсолютно не знаю, до какой степени надо доводить виновность Генриха Клюгге. И мне кажется, что вы тоже должны быть небезразличны к ее размерам.

Карл стал сосредоточен, словно давал понять, что такая ситуация не исключена.

— Я не ошибаюсь? — спросил Киршке.

— Как вам сказать… — Карл демонстрировал некоторую нерешительность. — Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

— Однако вы более осторожны со мной, чем я с вами. — Киршке нравилось начало разговора. — Должен признать, что это объяснимо. Но вернемся к той стороне вопроса, где наши интересы могут сомкнуться. Сформулируем более точно. Не лучше было бы, если бы оказалось, что прегрешения Клюгге не очень велики?

— Почему это будет лучше для меня? — спросил Карл.

— Это свело бы к минимуму ваши возможности знать о них, — ответил Киршке. — Иначе резонно выяснить, почему вы, догадываясь о махинациях шефа, закрывали на них глаза.

— А если я не догадывался о них в любом случае?

— Придется выяснить — так ли это.

— Ну и что же? Выяснится, что не догадывался.

— Вы упрямы, Карл, — сказал Киршке. — Напомню, что вы оформили, по крайней мере, одну дарственную от человека, который погиб за полгода до этого. И вы не могли не знать о его гибели — некрологи были во всех газетах, их подписывал сам фюрер.

— Фамилии дарителей вносились не мной, — сказал Карл. — Делалось это после того, как я оформлял документы.

— Допустим, что это было именно так, — усмехнулся Киршке. — Но ведь этого не докажешь.

— Все мои денежные счета известны начальству, — сопротивлялся Карл, — Нетрудно убедиться, что я не получал от конторы ничего, кроме заранее оговоренных гонораров.

— Звучит наивно, — сказал гестаповец с той же усмешкой. — Вовсе не исключает ваших устных договоренностей с Клюгге на будущее.

— Что вы хотите от меня? — «озабоченно» спросил Карл.

Киршке ответил не сразу. Поднялся, прошелся по кабинету:

— Мне нужна информация о наиболее крупных сделках конторы. Хочу предупредить ваше утверждение о том, что вы не знали истинных цифр. Мне сейчас нужны не цифры, а люди. Я определенно знаю, что вы для оформления юридического документа получали исходный документ, в котором, если и стояли заниженные суммы выплат, все же были фамилии и адреса получателей этих сумм. Ведь они лишь потом заменялись данными «дарителей»… как вы сами сказали об этом…

— У меня не было необходимости запоминать эти фамилии, — «неуверенно» ответил Карл.

— И все же они остались у вас в памяти? Не так ли? — Гестаповец был готов торжествовать победу. — Буду откровенен и дальше. В моих интересах заставить некоторых из этих людей замолчать. Но вы ничего не узнаете об этом. Ваше участие в нашем общем деле закончится, как только вы назовете мне участников наиболее крупных сделок. Потом вы снова можете забыть их.

По-моему, я предлагаю вам выгодные условия. Небольшое напряжение памяти, и вы избавлены от возможной необходимости оправдываться в том, в чем никогда не были виноваты.

Теперь молчал Карл, и у Киршке должно было создаться впечатление, что он обдумывает предложение.

— Хорошо, — начал Карл. — Но, услышав одну из фамилий, вы потребуете вторую, потом третью… И это может продолжаться до бесконечности. В результате я окажусь самым осведомленным человеком в конторе и лишусь какого бы то ни было алиби.

— Ну что ж, — сказал довольный Киршке, — во-первых, я рад, что вы хотя бы косвенно подтвердили надежность своей памяти. Во-вторых, я постараюсь дать вам гарантии. Сейчас вы напишите показания, в которых вашей и моей подписью будет скреплена неосведомленность Карла Фрейнда в каких-либо закулисных сделках Генриха Клюгге. А потом вы в добавление к этому документу частным образом назовете мне фамилии. И у меня не будет никакой возможности утверждать, что я получил их от вас. Устраивает?

— Может быть… — неопределенно ответил Карл.

— Что еще беспокоит вас? — спросил гестаповец.

— Я думаю, не ограничиться ли нам протоколом моего допроса, в котором моя и ваша подпись подтвердят мою неосведомленность в делах Клюгге.

— Ну, это называется — начинать все сначала! — Киршке не сдержал раздражения. — Вынужден напомнить вам о дарителе из загробного мира.

— Я помню о нем, — сказал Карл. — И думаю о том, что этот факт не исчезнет в результате нашего сговора.

— Ваши предложения по этому поводу? — спросил гестаповец.

— Хм… — улыбнулся Карл. — Ваша виза на уничтожение указанного документа по причине его испорченности в результате небрежного хранения.

— А вы крючкотвор! — рассмеялся Киршке. — Но я готов заплатить эту плату.

После оформления оговоренных документов — протокола допроса Карла Фрейнда и акта на списание дарственной — Истинный назвал Киршке одного из основных поставщиков конторы. Речь шла о Павле Пономареве, руководителе церковной общины в городе Половце, старом агенте гестапо, который именовал себя московским профессором, бежавшим от Советской власти, проявил действительное знание богословия и был признан служителями культа — из тех, кто оказался одновременными служителями фашизма, — своим вожаком.

Церковные каналы позволяли Пономареву щедро обеспечивать контору антиквариатом, и за это Клюгге платил ему не только деньгами, но и покровительством, которое Пономарев опять-таки обращал в банкноты. Информация о нем не привела Киршке в восторг, но размеры сделок, на которые гестаповцу намекнул Карл, требовали выяснения обстоятельств. Тем более что другие фамилии, которые «вспомнил» Фрейнд, либо были связаны с малыми суммами, либо находились вне предела досягаемости Киршке.

Дитрих Киршке решил выехать в Половец.

Наводя справки в местном отделении гестапо, он понял, что какие-либо преследования Пономарева нежелательны — список заслуг этого деятеля перед рейхом был значителен. Все-таки он настоял на личной встрече о руководителем церковной общины.

Пономарев явился