Последний кайдан - Элла Чак
– Но что это за страшилка? При чём тут Куроки?
– Древний род Куроки основал музей, в который ты приехала.
Я пила чай, пока в голове метались изображения девушек с моих рисунков. Сплошь невесты. А ещё самураи и синий огонь над свечами.
– Все невесты в роду Куроки были обречены сгорать. Легенда привирает! В наше время так теперь о болезнях говорят. «Сгорел от хвори» – вот как врачи изъясняются. Глядишь, и в прошлом не полыхали девы, а заболевали и гибли.
– Сгорали от хвори?
– Чего ты так испугалась? – усмехнулась Аои. – Веришь в мифы?.. Да не бойся, что Куроки уродилась! На экскурсии мы об этом не говорим, – перешла Аои на шёпот, – но куклы в музее нашем – совсем не игрушки. Пойдём, – поднялась она из-за стола. – Я покажу тебе. – И не позволила мне расплатиться за чай: – Нет, не нужно! Ты моя гостья сегодня.
Мы вышли из чайной и направились вниз по земляной дороге. Я любовалась треугольными соломенными крышами, сложенными на манер ладоней, застывших в мольбе. Правда, когда обернулась, за спиной опять был только серый асфальт.
– Аои-сан, а где крыши?
– Везде, Мэй-сан! Везде, если знаешь, куда смотреть.
Стены домов исчезали, и я видела золотые поля. В траве носилась босоногая ребятня, махала мне сачками с застрявшими в сетке белыми мотыльками. Я махала им в ответ, плотнее сжимая второй рукой оригами в форме бабочки, отданное мне Оками. Журчащие речки, перекидные мостики, аромат влаги и прохлады и всё больший туман, застилающий мне разум…
– Аои-сан, тут словно две разные Окуры. Вы разве не видите? Вон там золотое поле…
Аои была одета в традиционное кимоно и деревянные сандалии. Причёска у неё была марумагэ[69], и я только сейчас увидела, наблюдая за Аои со спины, что волосы её украшены не дешёвыми заколками с искусственными хризантемами, а черепашьим гребнем, шпильками оттенка слоновой кости и серебряными цветами. Чёрные изгибы прядей блестели от липкого масла бинцукэ. Спина Аои была ровной, а шаги – короткими, но естественными и плавными.
Я же, наоборот, споткнулась о булыжники дважды.
Аои распахнула сёдзи продолговатого здания раз в десять больше чайной. Я сразу увидела вендинговые автоматы с сувенирами со свечой и кассу с терминалом для оплаты банковской картой.
– По понедельникам музей закрыт, а завтра у нас большая группа из Киото.
– Сколько за билет?
– Студенты проходят бесплатно. Но они хорошо покупают сувениры, – улыбнулась Аои. – На эти средства мы содержим музей, оплачиваем счета за электричество и платим зарплату гидам. Идём.
Аои включила свет, и мы сменили обувь. Она раздвинула красные сёдзи, и я оказалась в прохладной комнате в четыреста татами[70]. В прошлый раз тут было слишком много людей, а теперь – только я и Аои. А после летнего зноя было приятно оказаться под кондиционерами и в сумраке.
Саркофаги были одинакового размера, прозрачные, из стекла, а подсвечивались снизу.
– Как живые! Но это…
Аои провела длинными пальцами по крышке саркофага.
– Муляжи. Есть те, которым более двух сотен лет. Прототип давно умер, но изделие живёт до сих пор.
– Прототип?
– Вот, посмотри.
Аои подвела меня к саркофагу, завешенному чёрной тканью, и резко её сдёрнула. Внутри в несколько слоёв лежали связанные разноцветными шерстяными нитками скелет, мышцы, лимфатическая система, органы дыхания и пищеварения, кровоток. В сторонке пирамидой громоздились мозг, печень, селезёнка и многое другое.
– Чтобы не сгореть от хвори, невесты рода Куроки шили копию себя. Техник здесь – до сотни. Плетение, вышивка, квилтинг, пэчворк, аппликация. Приходящие в музей хирурги не могут поверить в точность воспроизведения. Одна такая кукла шьётся десять лет. И помощь просить нельзя, ведь защищаешь куклой себя, а не кого-то.
– И это работало? Невесты Куроки не «сгорали»?
– Жили они долго и счастливо. Но везло не всем. Род Куроки обширный, много девушек, не веривших в обряд, погибло. Пять лет назад мы получили весть, что Куроки Сироганэ двадцати лет из Саппоро в ночь перед свадьбой попала в больницу. Она лишилась голоса. Горло её стянуло. Кроме Сироганэ, другие умерли в молчании. Хорошо, что Сироганэ оказалась борцом и раскрыла правду. За минуту до смерти она шептала, раздирая связки в кровь, что её убили синяя свеча и явившаяся с ней мёртвая невеста, одетая в лохмотья.
– И вы не боитесь свечи?
– В этих землях, Мэй-сан, мы боимся всегда и всего. Поэтому чтим традиции.
Вероятно, она имела в виду музей, свою одежду и причёску.
Я ходила между саркофагами. Лица невест были неотличимы от живых. Какая тонкая работа! Филигранная вышивка! Я обошла музей дважды, насчитав сотни кукол. Некоторые были подвешены под потолком, но все они, казалось, смотрят сейчас в одну и ту же точку.
И точкой этой была не я. Ею был саркофаг за жёлтой лентой, который не выставлялся из-за брака. Я пошла к саркофагу за лентами, пока Аои продолжала свой рассказ. Приблизившись к нему, я вытянула голову над стеклом. На меня смотрело лицо моей мамы! Я точно знаю, что это она! Мы так похожи!
– Имя своей убийцы Куроки Сироганэ тоже успела назвать.
– Что?..
Не верилось, что я смотрю на свою точную копию – вышитую из нитей куклу.
– Задыхаясь, Сироганэ сказала, что её убила Юко… Куроки Юко, твоя мать.
– А?
12. Касуми
Повелительница полёвок
– А-а-а!!!
Мой крик смешался с треском пола. Сначала я подумала, что в музее отключили свет, но, судя по удару и растёкшейся по телу боли, эта версия была ошибочной. Свет исчез, потому что я рухнула в подпол. Приземлилась на стог сухой травы, кубарем слетела с него, и только лучик света остался последним пятном у меня над головой.
– Аои-сан! Пол рухнул! Что делать? Помогите! Есть лестница?
В квадратном оконце наверху появилось лицо Аои.
– Твоя мать – убийца! Мы испортили куклу Юко, но она не погибла! Но хоть так она никого не сможет больше убить!
– Моя мама не убийца! Она болеет!
– Потому что я лично изрезала её изделие в саркофаге! И ты станешь убийцей! Ты – копия матери!
– Аои-сан! Умоляю,
