Консьерж - Эбби Корсон

Нервничаю. Ужасно волнуюсь. План состоит в том, чтобы издалека понаблюдать за толпой, собравшейся у зала суда, определить цель, а затем быстро обратиться к ней с предложением, пока никто не заметил моего присутствия. Я взял ручку и блокнот, плюс сто фунтов наличными. Если первый, кого я спрошу, не согласится помочь, спрошу еще кого-то, а потом уйду восвояси. Не хочу привлекать внимания и к тому же сомневаюсь, что действую в рамках закона. По крайней мере, уверен, что это вызовет неодобрение. Однако, на мой взгляд, это ничем не отличается от работы журналистов, которые приходят в суд и пишут статейки.
Ладно, скоро вернусь, доложу, как все прошло. Пожелайте удачи.
– Разве вам не запретили здесь появляться? – воскликнула одна из посетительниц судебного заседания, когда я обратился к ней с просьбой.
Я вежливо попросил ее говорить потише, но люди уже начали поворачиваться в нашу сторону. Она резко отклонила мое предложение, подчеркнув, что ходит в суд исключительно в качестве хобби; но если она будет записывать для кого-то, что происходит в зале суда, то ее увлечение превратится в работу, а ей этого не хотелось бы.
Желая поскорее закончить с этим, я мигом нашел того чудака, о котором я вам рассказывал, в джемпере с танцующей свиньей. Он обозвал мою идею «дерзкой донельзя», но с радостью принял плату за заметки. Надеюсь, наша затея сработает. Интересно послушать, что сегодня скажут в зале суда. После разговора с мистером Поттсом я склоняюсь к тому, что Оливия тоже участвовала в произошедшем, возможно даже более активно, чем ее мама. Но в конце концов, решение принимать присяжным. При отсутствии разумных оснований для сомнения и все такое.
Я сейчас в переулке за зданием суда. Именно здесь я договорился встретиться через пару часов со своим осведомителем, чтобы обменять деньги на информацию. Теперь, когда маятник запущен, у меня немного кружится голова. Надо убить время до встречи. Может, заскочу в «Маркс и Спенсер» за поло… И почему я раньше… а что она здесь делает?
Вот я и дома, в халате, с чашкой чая в руке. Надо все записать. Вы должны знать, что произошло.
Позади здания, наполовину перекрывая тротуар, стояли машины; слышался шум дороги неподалеку, но людей не было, только мы с Оливией.
Я посмотрел на нее: стоит в длинном зеленом платье и пинает камешки носком сандалии. Волосы собраны в хвост. Глаза красные и опухшие. Увидев меня, она нахмурилась и отвела взгляд. Но это не помешало мне направиться к ней, чтобы поздороваться. Подумалось, что тогда выдалась последняя возможность получить сведения для книги из первых рук.
Стоило мне приблизиться, как она развернулась и пошла прочь.
– Оливия, подождите! – крикнул я ей вслед.
– Оставьте меня в покое! – воскликнула она, ускоряя шаг и стремительно удаляясь.
Если бы не неровности в тротуаре, я бы ни за что не догнал ее, но тут Оливия зацепилась сандалией за трещину в бетоне и упала наземь, уронив сумку; та заскользила вперед, и содержимое разбросало во все стороны.
Подойдя ближе, я заметил ссадину у Оливии на колене и несколько порезов на ладонях. Она ничего не ответила, когда я спросил, все ли в порядке, и проигнорировала меня, когда я протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Тогда я наклонился, чтобы собрать раскиданные по дороге вещи. Я успел подобрать лишь помаду и хотел было взять ручку, но тут тазобедренный сустав щелкнул и я повалился на обочину, с глухим стуком приземлившись между припаркованными машинами.
Оливия вскочила на ноги и помогла мне перебраться на тротуар; мы уселись рядышком на краю обочины, чтобы оправиться после падения.
– Знаете, а мама ведь невиновна, – произнесла она сдавленным голосом.
– Оливия, но она же призналась, – напомнил я.
Мы уставились на дорогу, стараясь не глядеть друг на друга.
– Она так сказала, чтобы защитить меня.
– Значит, вы убили Бруно? – спросил я.
Я понимал в тот момент, как дерзко это звучит, но знал, что возможности поговорить с ней больше не будет.
– Нет, – ответила Оливия, – но и она ни при чем. Это сделал кто-то другой, и ему все сошло с рук, – в ее голосе послышались сердитые нотки.
– А у кого был роман? – полюбопытствовал я.
– У меня, – отозвалась Оливия. – Но все закончилось, когда гражданская жена Бруно, Дебора, узнала об этом. Послушайте, Гектор, вы нам не поможете. Разве что это вы его зарезали, а теперь решили признаться. – Оливия развернулась и посмотрела на меня; я покачал головой.
– Оливия, вы же понимаете, как это выглядит со стороны? – протянул я.
– Если бы я убила Бруно, – выдохнула она, – я бы ни за что не допустила, чтобы мама понесла за это наказание. Его убил кто-то другой, и он был в этом отеле, и я собираюсь выяснить, кто именно.
Она запихнула оставшиеся вещи в сумочку, вскочила и в негодовании зашагала прочь по улице.
Я еще немного посидел на обочине дороги.
– Вот он! – внезапно из-за угла показались близняшки, сопровождаемые толпой фотографов.
Все они направились ко мне.
Скрыться я даже не пытался. Сустав дал сбой, и без посторонней помощи я бы не встал. Я сидел на тротуаре, совершенно беззащитный перед камерами, которые папарацци вот-вот грозились направить на меня.
Тут я заметил еще одну помаду Оливии, застрявшую под колесом машины. Крышка укатилась, ее нигде не было видно. Фотоаппараты щелкали все ближе, людские вопли становились все громче.
– Что вы здесь делаете, мистер Харроу? Разве вас не выгнали?! – закричал один из репортеров, щелкая камерой.
Близняшки уже топтались позади меня, стараясь попасть в кадр. Но я уставился в другую сторону. Слегка наклонившись, вытащил помаду Оливии из-под колеса. И тут меня осенило; озарение обрушилось на мозг, словно тонна кирпичей.
Сегодня же поговорю с Фионой.
Глава 32
Фиона только что нарушила правила отеля. Я попросил у нее телефон Оливии, и она нашла его в системе бронирования, переписала и отправила мне. Политика отеля категорически запрещает разглашать информацию о постояльцах, но, когда я рассказал Фионе все, что удалось выяснить, она сразу же дала мне номер. И пожелала удачи. Клянусь Богом, удача мне очень нужна.
Номер пролежал на столике около кровати целых два дня, пока я раздумывал, что делать. Если все пойдет по плану, невиновная женщина избежит тюремного заключения. Честно говоря, я уже не слежу за судебным разбирательством. На мой взгляд, это уже не имеет значения. Они хватаются за соломинку, а я твердо стою на ногах. В новостях видел отрывки из выступления защиты. Они ссылаются на отсутствие вещественных доказательств – отпечатков пальцев и тому подобного. Несомненно, это вызовет достаточно обоснованные сомнения у присяжных. Но время идет. Возможно, удастся сделать так, что дело будет закрыто еще до того, как присяжные приступят к обсуждению. И Сью меньше будет волноваться, ведь не надо будет ждать вердикта. Она невиновна, теперь я абсолютно уверен. Но кто поверит глупой болтовне старика, которого выгнали из зала суда? Никто, особенно когда женщина, дающая показания, признала вину в присутствии свидетелей. Мне нужны конкретные доказательства, чтобы передать их полиции.
Только что поговорил с Оливией. Сами понимаете, как я нервничал: расхаживал взад-вперед по саду в халате, с чашкой чая с мятой в одной руке и телефоном в другой. Она ответила после третьего гудка, что я посчитал счастливым знаком. Говорил я невнятно; на самом деле даже не уверен, что правильно сформулировал предложение. Я помолчал, сделал глубокий вдох, успокоился и произнес: «Это Гектор из „Кавенгрина“, мне нужно с вами поговорить».
Сперва Оливия разозлилась и велела оставить ее в покое. Но не повесила трубку. Очевидно, если бы она действительно хотела, чтобы ее не трогали, она закончила бы разговор. Я был настойчив. Сказал, что помогу вызволить ее мать из тюрьмы. Конечно, ее заинтересовало мое предложение. Но нельзя было говорить об этом по телефону. Я попросил ее приехать. Такие разговоры следует